«Девианты»
Шрифт:
— Не больно-то ликуйте, Петр Данилыч. Я как вспомню, что среди нас есть одна мразь, так мне не по себе становится.
— А, это ты про последние ляпы Яночки Яковлевны? Ну-ну. Вот тебе мое авторитетное мнение, Олежек: наша бывшая редакторша сама насажала ошибок и хотела с больной головы на здоровую переложить. Ну, некомпетентна ты, так уж имей храбрость признать: да, мол, рановато мне еще главредом быть, я пока заметки писать не научилась и грамотность не усвоила. Да что я тебе это говорю! Ты же к ней необъективен.
— В каком смысле, Петр Данилыч?
— В каком-каком?
— Да что вы плетете опять, Петр Данилыч? Я о ней и не думал в этом плане. И откуда вам может быть известно, что она плохая хозяйка?
— Вижу, вижу, защищаешь ты ее — значит, втрескался, — Черепу явно было нечем подкрепить свое утверждение о том, что Яблонская в хозяйстве полный ноль. — Вот моя Полина Георгиевна — золото, бриллиант! Приглашаю в гости! Как она селедочку делает — ты ум отъешь, я тебе гарантирую.
Только они налили по третьей, как из коридора донеслись громкие всхлипывания, и через секунду в кабинет влетела Анжелика Серафимовна. На пару секунд она замерла в патетической позе, прижавшись к стене костлявыми лопатками и воздев руки вверх, а потом заверещала:
— Олег Викторович! Петр Данилыч! Начальники и други! Прошу и настаиваю, призываю и умоляю — оградите меня от нападок этой психической!
— Какая психическая? — оторопел Олег.
— Что случилось, милочка? — в поддатом состоянии Череп часто оказывал Крикуненко знаки внимания.
— Мне сейчас позвонила Яблонская и обругала на чем свет стоит! Я просто в шоке! Видите ли, это я специально сажала в газете ошибки, чтобы ее выжить. Ну не бред ли? — активно жестикулируя, изливала Крикуненко свои обиды.
Кудряшова бросило в жар: значит, все-таки неугомонная Яна сделала это! А он был почти уверен, что она воздержится от голословных обвинений. Но, видимо, за прошедшие с их расставания четыре дня она окончательно накрутила себя против Крикуненко.
— Оградите и защитите! — вещала меж тем Анжелика Серафимовна. — Она точно не в своем уме. Фантазии какие-то странные. Вы не поверите, но у меня завелся двойник! Это ж надо такое придумать! — Крикуненко упала в кресло и, закрыв лицо руками, истерически расхохоталась, мелко подрагивая всеми своими кудерьками, сережечками и бусиками.
— Голубушка, вам нужно выпить коньяку, это вас поддержит в трудную минуту, — засуетился вокруг Крикуненко Черемшанов. Анжелика Серафимовна всплеснула ручками — дескать, что вы, Петр Данилыч — но… не отказалась.
— С такой буйной фантазией ей надо романы писать, — продолжила Крикуненко. — Представляете, чего насочиняла? Будто бы я у кого-то выкрала пропуск и под чужим именем прокралась в редакцию!
— Ой фантазерка девка, ой фантазерка. Но вы-то берегите себя, Анжелочка, — заквохтал Череп, целуя Крикуненко ручку. — Ей ведь на наше здоровье плюнуть и растереть. Я три недели с гипертоническим кризом провалялся, а ей хоть бы что! Пока Поля не позвонила да не усовестила ее, она и носу не казала. А ведь сама довела меня до такого состояния, из-за нее я слег. Но вас, милочка, я доводить не позволю! — и Череп чмокнул вторую ручку Анжелики Серафимовны.
— О, Петр Данилыч! Благодарите всемогущего Бога, что послал вам болезнь, и теперь ни одна собака не может упрекнуть вас в злокозненности! О праведный боже, как бы я хотела оказаться на вашем месте!
— А что, Петр Данилыч? — вдруг неожиданно оживился Кудряшов. — Дело говорит Анжелика Серафимовна. Замечательно повезло вам. Железное алиби.
— К чему такие выражения, Олег Викторович? — напустил на себя обиженный вид Черемшанов. — Вы никак себя комиссаром Мегрэ возомнили?
— Мегрэ не Мегрэ, но того, кто это сделал, мы на чистую воду выведем, — Кудряшов опять заговорил серьезно. — Рано или поздно.
— Мы?! — разом выпалили Череп и Крикуненко.
— Да, мы — я и Яна, — спокойно ответил Олег.
…Опять потекли относительно спокойные рабочие дни. Как-то вдруг угомонился Череп. Но Кудряшов знал, что это затишье — временное. Не было еще такого главного редактора, которого ответсек оставил бы в покое.
Яблонская не стала устраиваться в «Эмские». Списалась с давней знакомой из Севастополя, та позвала в гости… Кудряшов провожал Яну на вокзал.
— К Новому году вернешься? — спросил он, когда она уже собралась подняться в вагон.
— Не знаю пока. Может, и нет.
— Стой, стой, — Кудряшов вдруг порывисто обнял ее и поцеловал в щеку ближе к уху. Постояли так пару секунд, потом Яна высвободилась и сказала:
— Ладно… Если будет что интересное — звони.
Расследование Кудряшова зашло в тупик. От безысходности он попытался «прощупать» Анжелику Серафимовну. Как-то заглянул в редакционную кухню, когда та заваривала свой любимый зеленый чай с клубникой.
— Олег Викторович, чайку? — приветливо предложила Крикуненко.
— Не откажусь. Тем более, вы так вкусно завариваете, — деликатно подластился Олег.
За чайком как бы невзначай разговорились о ремонте, плитке, подвесных потолках и плавно перешли к мебели. Оказалось, что Анжелика Серафимовна в настоящий момент продумывала новую меблировку зала.
— Вы не поверите, как трудно подобрать элементарный диван! — поверила она Олегу печаль своей души. — Живем в эпоху изобилия, а выбрать нечего!
— А в «Мягком месте» были? У нас в здании? Говорят, очень недурные диваны, — с видом эксперта выдал Кудряшов.
— Недурные? Помилуйте, это же безвкусица, кич! Как вам такая обивка — густо-ультрамариновые ирисы по фону цвета молочного шоколада.? И все цветы по контуру обшиты золотой нитью. Это же черт те что! Бред пьяного извозчика!
— Да, — философски протянул Олег. — Сейчас стало так мало действительно утонченных, высокохудожественных вещей. А что вы хотите? Мы живем в эру ширпотреба!
— Вы тоже это заметили? — подхватила Крикуненко. — Простите, не думала, что с вами можно поговорить на эту тему. Но вижу — недооценивала вас.