Девичьи сны (сборник)
Шрифт:
А пожилых что-то не видно. Все больше молодые и люди среднего возраста. Поток редеет, превращается в тоненький ручеек, и вот трап опустел. Черемисин окликает человека в белой форменной фуражке, который попыхивает трубкой, облокотясь на фальшборт «Шаляпина»:
– Послушайте! Все сошли? Может, кто-нибудь спит в каюте?
– Мы всех разбудили, – с достоинством отвечает моряк.
Черемисин в недоумении. Но, пожалуй, и некоторое облегчение испытывает от того, что дядюшка не приехал. Он повертывается, чтобы пойти прочь, и видит стоящего рядом человека. Высокий мужчина лет сорока пяти смотрит из-под козырька кепи спокойно и чуточку насмешливо.
– И вы никого не дождались? – спрашивает Черемисин.
– По-видимому, дождался, – отвечает незнакомец. – Вас зовут Михаил Черемисин, и вы встречаете своего дядю, не так ли?
– Верно. Только мы разминулись.
– Не разминулись. – Круглов усмехается. – Здравствуй, племянничек. Я-то сразу увидел, как ты похож на свою мать.
– Позвольте… Вы Георгий Петрович? Но ведь вам, по-моему…
– Ты прав, я действительно старый. Но, как видишь, сохранился. Что ж, пойдем?
– Да, – спохватывается Черемисин, смущенный неожиданной моложавостью дяди. – Дайте ваш чемодан.
– Не надо. Я сам.
Они проходят в двери морского вокзала, над которыми гостеприимно написано: «Добро пожаловать в Карабурун!» На привокзальной площади Черемисин останавливается, говорит огорченно:
– Ну конечно, все такси расхватали.
Круглов смотрит на пальмы, на платаны, на тенистую набережную, плавно закругляющуюся, повторяющую изгиб бухты.
– Красиво тут, – одобрительно говорит он. – Ничего, Михаил, пойдем пешком. Проводи меня до ближайшей гостиницы.
– Георгий Петрович, зачем вам гостиница? Да и туда невозможно попасть: обе гостиницы забиты на все лето. Поживите у нас сколько захотите.
– Я не стесню твою семью?
– Нисколько. Но пешком к нам трудно: все время в гору.
– В гору так в гору, – говорит Круглов, – даже интересно.
По крутой дороге они идут вверх, переходят горбатый мостик над бурливой речушкой. Справа, в просветах орешника, синеет море, залитое солнцем, а слева в темной зелени садов прячутся желтые, белые домики.
Черемисин с любопытством посматривает на дядюшку: идет ровным шагом, без одышки, а чемодан, кажется, нелегкий.
Им навстречу спускается процессия. Под пение флейты, под рокот гитар идут юноши и девушки в венках из цветов.
– Что это? – Круглов отходит к обочине дороги. – Не в честь ли моего приезда?
– Нет, – серьезно отвечает Черемисин. – Это в честь выпуска бальнеологического техникума. Сегодня будет большое гулянье.
Круглов снимает кепи, вытирает пот со лба.
И снова вверх, вверх – теперь по крупным ступеням, вырубленным в скале. И вот она наконец – улица Сокровищ моря.
– Это твой дом? – спрашивает Круглов, когда Черемисин распахивает перед ним садовую калитку. – Ты прекрасно живешь, Михаил. – Прежде чем войти, он оглядывается и замирает при виде огромного моря, слитого на горизонте с голубизной неба. – Да, прекрасно, – повторяет он.
Они входят в небольшую комнату с открытым окном, в которое заглядывают ветки акации. Круглов ставит чемодан в угол.
– В этой комнате жила мама, – говорит Черемисин.
– И умерла тут?
– Да.
– Бедная Нина. Ей ведь не было шестидесяти? Я не смог тогда прилететь на похороны. От чего она умерла?
– Сердце.
Круглов подходит к окну, трогает ветку, будто погладил.
– А ты, Миша, ведь врач?
– Да. Я геронтолог.
– Вот как… Кто теперь живет в этой комнате?
– Игорь. Сын. Но он спит в саду, на раскладушке, так что не беспокойтесь.
– Хорошо бы умыться.
– Пойдемте примем душ. У нас в саду летняя душевая.
О-о, как приятно в загородке под открытым небом плескаться под душем. Круглов блаженно фыркает под прохладным дождичком.
Черемисин с невольным любопытством – любопытством гериатра, специалиста по старикам, – посматривает на мускулистого Круглова. Нет, больше сорока пяти этому странному дядюшке не дашь. Правда, внешность бывает обманчивой. Сделать бы ему анализ крови, кардио– и энцефалограмму.
– У вас в городе, – говорит Круглов, – на скалах ваших, наверное, сильно изнашивается обувь?
– Обувь? Да, изнашивается, конечно. А что?
Круглов под струями воды хлопает себя по груди и плечам. На груди у него старый затянувшийся шрам с зубчатыми краями.
– Это память о войне, – говорит он, заметив, как задержался взгляд племянника.
– Мама рассказывала, – припоминает Черемисин, подавая ему полотенце. – Вы, кажется, моряк?
– Да. Это было очень давно. Но – было.
Они одеваются, выходят из душевой и направляются к веранде.
– Мы обедаем в шесть, – говорит Черемисин, – когда жена приходит с работы. А сейчас давайте перекусим…
Стучит садовая калитка, слышен топот быстрых ног. Из-за цветочной клумбы выбегает Игорь.
– Папа! Я поймал вот такую ставриду! – Он широко разводит руками. И смущенно умолкает, исподлобья глядя на незнакомца.
– Игорь, познакомься с дядей Георгием, – говорит Черемисин.
– Здравствуй, Игорь, – серьезно говорит Круглов, пожимая узкую руку мальчика. – Где же твоя ставрида?
– У Филиппа! Он ее выпотрошит и зажарит на углях. Филипп сказал, что не видывал таких крупных ставрид… А вы долго будете жить у нас?
– Не очень. – Круглов постучал пальцем по выпирающей ключице мальчика. – Хочешь мне немного помочь?
– Да, – кивает Игорь.
Вечером они обедают на веранде.
– Положить вам еще мяса? – спрашивает Ася.
– Нет, спасибо, – отвечает Круглов. – И мясо, и овощи превосходны. Вы прекрасная хозяйка, Ася.
– Ну уж прекрасная! Просто удалось достать приличный кусок свинины. – Она ставит перед гостем чашку. – Это компот из черешни.