Девичьи сны (сборник)
Шрифт:
– Мама, – говорит Игорь, очищая хлебной корочкой тарелку, – завтра мы пойдем с дядей Георгием к устью Лузы.
– Лучше съездили бы в Халцедоновую бухту. Там хороший пляж.
– Э, Халцедонка! Мильон человек под каждым тентом.
– И все же это лучше, чем тащиться десять километров по жаре к Лузе.
– Ну, раз так далеко, – говорит Круглов, уловив недовольство в тоне Аси, – то мы можем просто немного побродить по окрестностям.
– Да нет, пойдем к Лузе! – восклицает Игорь. – Вы же сами говорили, что хотите сделать большой переход в этих ботинках.
– Что еще за ботинки? – спрашивает Ася.
Круглов смотрит на ее поджатые губы.
– Просто хочу разносить новые ботинки. Ваши каменистые дороги очень располагают к этому.
– А я уж было подумала, не работаете ли вы в обувной промышленности.
– Если можно, налейте еще компоту.
– Пожалуйста. – Ася наливает из кувшина. – А где вы работаете?
– Моя специальность – биохимия. Я должен завершить кое-какие исследования, а потом уйти… выйду на пенсию.
– Вы прекрасно выглядите для пенсионного возраста.
– Многие это находят. – Круглов поднимается. – Спасибо за вкусный обед. Если не возражаете, пойду отдохну.
Он уходит в свою комнату.
– Игорь, – говорит Ася, – отнеси посуду на кухню. Постой. Зачем он посылал тебя в город?
– Он дал мне список разных деталей, и я сбегал на набережную в радиомагазин. Дядя Георгий научит меня паять.
– Это хорошо, – одобряет Черемисин. – Может, он приохотит тебя к технике. Ну, ступай. Осторожно, не разбей посуду. – И когда мальчик, схватив поднос с тарелками и чашками, умчался на кухню, Черемисин тихо говорит жене: – Ася, хочу тебя попросить. Мне кажется, не следует задавать ему никаких вопросов.
– Почему это? – вскидывается Ася, плетеное кресло скрипит под ее полным телом. – Что он за птица такая? Ты говорил, ему за семьдесят, а он выглядит как твой ровесник.
– Согласись, что это не резон, чтобы плохо к нему относиться.
– Пускай не резон. Но только не люблю, когда человек напускает на себя таинственность.
– Ничего он не напускает. Ты же слышала, ему нужно завершить какую-то работу.
– Вот что я скажу тебе, Миша. Пусть он лучше завершает в другом месте. Мало ли, взорвется у него что-нибудь. Или, чего доброго, дом подожжет. Я попрошу у нас в курортном управлении путевку для него в пансионат…
– Нет, – решительно говорит Черемисин. – Нет, Ася, он будет жить у нас сколько захочет. Он родной брат покойной мамы.
– Как хочешь. – Ася щеточкой смахивает крошки со стола на подносик. – Как хочешь, Миша. Но мне это не нравится.
В темное небо, шипя, взлетает ракета и рассыпает веер разноцветных огоньков. И еще, и еще ракеты. В небе крутятся огненные спирали, брызжет звездный дождь.
Черемисин спускается в сад, выносит из хозяйственной пристройки поливной шланг. Свернув за угол дома, останавливается в тени деревьев, невольно затаив дыхание.
Круглов стоит в темной комнате перед раскрытым окном. Сполохи ракет освещают его лицо, поднятое к небу. Лицо спокойно. Но что-то в нем чудится Черемисину такое, от чего ему и стало не по себе. Безмерная усталость – вот что читалось на лице нежданного гостя.
Черемисин делает шаг в сторону, скрипнули ракушки под ногой – Круглов опустил взгляд. И, увидев Черемисина, говорит ровным голосом:
– Большое гулянье в Карабуруне.
– Да, – говорит Черемисин. – Это в честь выпуска бальнеологического техникума.
Виктор Андреевич Волков-Змиевский выходит из своего кабинета в коридор лаборатории и замечает молодую женщину в джинсах и белой курточке, идущую навстречу, читающую таблички на дверях. Она быстрым шагом подступает к Виктору Андреевичу.
– Вы Волков-Змиевский?
– Да.
– Мне нужно поговорить с вами.
– Простите, мне некогда. – Он открывает дверь в комнату, где работают у компьютеров программисты.
– Только один вопрос. – Женщина смотрит тревожными большими глазами. – Где Круглов?
Волков-Змиевский останавливается. Прикрывает дверь.
– А кто вы, собственно?
– Меня зовут Галина. Георгий Петрович внезапно исчез, я очень тревожусь… Я дочь Штейнберга.
– Вы дочь Леонида Михайловича? Пройдемте ко мне. – Волков-Змиевский ведет ее в свой кабинет. – Присаживайтесь, Галина Леонидовна. Я знаю, что ваш отец умер недавно…
– Он умер седьмого марта.
– Разбился, кажется, в машине?
– Можно я закурю?
– Да, пожалуйста.
– Где же Георгий Петрович? В командировке?
– Нет. В прошлый понедельник я подвез его до города, и по дороге он сказал, что намерен уволиться с работы. На следующий день пришло по почте его заявление об увольнении, а сам Круглов на работе не появился. Я не знаю, где он.
Галина отворачивается к окну, быстрыми, нервными затяжками курит.
– Так не поступают, – продолжает Волков-Змиевский. – Я, конечно, не формалист, но есть же порядок, который надо соблюдать. У нас были прекрасные отношения, я ведь знаю Георгия Петровича давно, с пятьдесят восьмого года. Я только окончил институт, пришел младшим научным сотрудником, когда Круглов работал тут с вашим отцом. Ну не тут, конечно, но в отделе Рогачева, из которого вообще-то и вырос наш институт…
– Рогачев, – говорит Галина. – Может быть, Рогачев?..
– Я тогда, конечно, не все понимал, просто выполнял их поручения, но было ощущение, что они, ваш отец и Круглов, успешно завершали важное исследование.
– Мне рассказывала мама: они чуть не погибли тогда, в шестидесятом. Какой-то аспирант нашел их полумертвыми и…
– Этим аспирантом был я.
– Вот как! – Галина расплющивает окурок в пепельнице. – Георгий Петрович никогда мне об этом не рассказывал, он вообще о своей работе не любил говорить. Отец тоже. Но мама догадывалась… Что у них произошло тогда в лаборатории?