Девичья команда. Невыдуманные рассказы
Шрифт:
— Вы не волнуйтесь, — успокаивал Кириллов. — Они при фашистах выжили, а теперь вернулась Советская власть, уж позаботятся о детях.
— Я знаю, нам и в сельсовете обещали, я ходила туда с командиром, с лейтенантом Петровым. Знаю, а все равно сердце болит. Очень я привязалась к этим ребятам. Из-за них меня девчонки и называют мамой.
Кириллов о себе не рассказывал, только слушал, потом медленно поднимался:
— Спать вам пора, завтра опять на целый день в поле. Отдохните.
Другие еще сидели, пока не являлся дежурный по части и не разгонял всех по палаткам. Кириллов уходил сам. И ни разу не поцеловал ее, ни разу не взял за руку. А ведь любил ее, наверное любил.
Места,
На левом берегу Воронки в 1941 году были остановлены немецкие войска, рвавшиеся к Красной Горке, Кронштадту и Ленинграду. Они окопались на невысоких холмах и сидели там больше двух лет. Наши войска держали оборону на правом берегу, а между позициями обеих сторон лежала нейтральная полоса — ничейная земля, ширина ее доходила до полукилометра. Наши части укрепляли свою оборону, то же делали и немцы тем настойчивее и старательнее, чем меньше надежд оставалось у них прорваться вперед. Потом надежд уже не оставалось и вовсе, враг тревожно ожидал удара советских войск и ставил все новые и новые заграждения и мины. В этом смысле долина реки Воронки мало чем отличалась от остальных участков фронта под Ленинградом. Но следует сказать, что старания гитлеровцев подогревались и нашей разведкой. Но им одним известным каналам разведчики распространили слушок, что наступление советских войск начнется именно здесь, под Копорьем. Слушок дошел до гитлеровцев. Наши войска готовили удар совсем в другом месте с необычайной осторожностью, тщательно и хитро скрывая сосредоточение сил, но у Воронки время от времени демонстрировали передвижение частей, подтягивание их к передовой — то заставляли ночью грохотать танки, то вводили в действие радиостанции с новыми позывными…
И немецкое командование «клевало» на эту удочку, принимаясь еще усерднее укреплять позиции своих войск. Все новые мины, фугасы, заграждения, ловушки ставились в широкой нейтральной полосе и за ней.
К лету 1944 года долина Воронки была уже далеко в тылу наших войск, фронт ушел за Нарву, но долина оставалась мертвой. Заросшие травой и чертополохом многослойные минные поля не давали человеку вернуться в эти места, где раньше стояли богатые села. Да и от сел почти не оставалось уже следа, повалились даже черные печные трубы сгоревших домов. Глухую тишину долины нарушали только редкие взрывы, означавшие, что неосторожный заяц, лось или птица подорвались на мине.
Все это было неизвестно солдатам, когда приказом командования фронта батальон перебросили от Нарвы и Ивангорода, от передовой, на Воронку. Солдаты видели только, что другие остались там, где шли бои, где должно быть новое наступление, а их переводят в тыловой район. Невесело грузились в вагоны, потом тихо, без песен шли от станции к месту, где предстояло разбить лагерь. Командиры и замполиты докладывали начальству:
— Настроение у солдат отвратительное, обижаются, что в такое время отозвали с фронта. Мол, не пришла еще пора для тихой жизни. Девчата — те только что не плачут.
— Надо разъяснить людям, что здесь будет, пожалуй, потруднее, чем на передовой. Пирог с такой начинкой не всякому можно доверить, — говорил заместитель командира батальона по политической части. Вместе с комбатом они решили устроить короткий митинг и на нем рассказать о боевой задаче.
После митинга подразделения направили в поле, еще не разминированное, пока на разведку. Но то, что показала первая разведка, даже опытным офицерам представилось невероятным. Многие минеры вернулись не с пустыми руками, они принесли образчики немецких «гостинцев», записи и схемы. Правда, мину, найденную Диком, старший сержант Кириллов в штаб не доставил, только определил ее очертания щупом и зарисовал: очень уж странная форма была у мины — длинный и узкий ящик, таких опытный минер еще не видел. Не видели и офицеры, но совсем незадолго перед тем из штаба фронта прислали описание немецкой новинки, обнаруженной в других местах. Все сходилось. Дик нашел мину РМИ-43, снабженную пятью взрывателями и чувствительную до предела. Хорошо, что саперы не стали ее трогать. По инструкции ее разряжать запрещалось, следовало подрывать на месте.
Новую мину, которую принесла Рита Меньшагина, офицеры узнали. О ней саперы были еще раньше предупреждены.
— Как ты ее сняла? — расспрашивали Риту. Уж очень была коварной эта мина. Девушкам приходилось снимать много мин натяжного действия и много обрывных. Взрыватель одной срабатывал, если задевали оттяжку, другой — когда оттяжку-проволоку обрезали. У ТМИ-42-43, принесенной Ритой, взрыватель был двойной — и натяжение, и обрыв струны одинаково приводили его в действие.
Все-таки Рита справилась с миной, но когда она представила еще и схему разведанного поля, даже бывалый командир старший лейтенант Хижняк отказался верить: «Не может быть такого!» Быстрый на ногу, он сразу отправился в поле, все проверил, облазил. Вернувшись, приказал выстроить роту. «Чего это вдруг?» — недоумевали минеры.
— Отделение сержанта Меньшагиной, три шага вперед! — приказал Хижняк.
И девушки вышли, не понимая, что случилось.
— Товарищи! — сказал старший лейтенант. — Я ходил на участки, которые разведало это отделение, — не поверил схеме. Теперь могу сказать — все правильно. Сержант Меньшагина и ее бойцы нашли и обозначили минные поля, на которых установлено несколько тысяч мощных противотанковых мин. Мы эти мины спокойно снимем и еще используем против фашистов, но судите сами, сколько несчастий предотвращено благодаря внимательности и мастерству девушек. От лица службы объявляю отделению сержанта Менынагиной благодарность!
Потом оказалось, что старший лейтенант еще скромно определил число мин, найденных отделением. Их сняли, вынули взрыватели, сложили в штабеля, на каждой указали номер части, фамилию ответственного лица. Мин было двенадцать тысяч!
Теперь уж никто не сетовал на тихую жизнь. Вспоминая Нарву, Ивангород, говорили: «Там как-никак легче приходилось». У Воронки не было обстрелов, вражеские самолеты редко появлялись в небе и проходили стороной, но в тихих, заросших сорными травами полях смерть подкарауливала на каждом шагу.
Ох уж эта трава — жирная, высокая, густая, — она скрывала все, поставленное на земле. И она была пристанищем мошкары, комаров, слепней — всех этих заклятых врагов минера. Комары и мошка облепляли людей, оводы кружили над ними с долгим пронзительным жужжанием и затихали, присосавшись к человеческой коже, покрытой испариной от солнца и работы. Они кусали жадно и неумолимо. Они были способны лишить покоя, обратить в бегство даже стадо коров, если б те паслись на лугах у реки, как в прежние годы. Но теперь скота не было, одни люди, и все летучие кровопийцы накидывались на них с удесятеренной яростью, а минер не мог сделать даже резкого движения, чтобы отогнать тучи гнуса и оводов, даже лишнего шага ступить. Облепленный ими, он должен был продолжать свое дело спокойно, методично, не отвлекаясь, все заметить, ничего не пропустить. И ни к чему не прикоснуться нечаянно, случайно.