Девочка, хочешь сниматься в кино?
Шрифт:
Инга вдруг замолчала и внимательно посмотрела на Веру.
— Что тогда, Инга?
— И тогда они поженились.
Им не хотелось расставаться, и они шли все дальше.
Неподалеку от парка им повстречалась старуха, которая несла за спиной большой пучок соломы. Солома золотилась и излучала нежный, согревающий свет. И девочка подумала, что мудрая старуха не поленилась и в летний ясный день набрала впрок солнечных лучей, чтобы в пасмурный день осветить ими город. Инге захотелось сделать что-нибудь приятное Вере, и она сказала:
— Если тебе хочется курить, ты кури. Кури.
Вера обрадовалась. Она даже покраснела от радости
— Можно, я закурю сейчас?
Она, спрашивала у Инги разрешения, как будто Инга была старшей.
Вера тут же подбежала к киоску. Купила сигареты и спички. Она торопилась, словно боялась, что Инга раздумает и заберет обратно свое разрешение. И пока она прикуривала, Инга внимательно следила за ней.
— Вера, можно я буду называть тебя подругой, а ты меня? — вдруг спросила Инга.
Вера вопросительно посмотрела на девочку.
— Ты будешь говорить мне: «Здравствуй, подруга!», я буду отвечать тебе: «Как дела, подруга?» Меня одна художница называла подругой.
Вера широко улыбнулась, и Инга поняла, что она согласилась.
Подул ветер, и дождь полил сильней. Теперь он хлестал в лицо и уже не оседал пыльцой, а мочил пальто и шапки. И вдруг Инга посмотрела на другую сторону и увидела Вику. «Девушка из кино» шла нахохлившись, слегка втянув голову в плечи, а руки держала в карманах куртки, чтобы не мерзли. Кондукторская сумка свободно болталась на плече. Вика наступала в лужи, потому что ей некогда было смотреть под ноги: она вглядывалась в лица прохожих, словно кого-то искала. Инга подумала, что Вике наверняка холодно в легкой куртке с капюшоном и у нее промокли ноги. И может быть, она голодна, если не успела перехватить в буфете сморщенный пирожок, потому что самой готовить ей некогда и она не знает, когда надо класть в суп морковку… Инге захотелось позвать Вику, но «девушка из кино» мелькнула и затерялась в потоке прохожих. Она была занята своим трудным делом: из тысячи незнакомых людей выбирала героя нового фильма. И казалось, сейчас за углом она остановит бегущую школьницу и спросит: «Девочка, хочешь сниматься в кино?»
Гонение на рыжих
Таня стояла в ванной комнате перед зеркалом и внимательно рассматривала себя, словно видела впервые. Она медленно провела рукой по волосам, коснулась пальцами бровей и прижала руку к виску. Она осталась недовольна встречей с самой собой и тихо произнесла:
— Я знаю, это потому, что я рыжая.
Ей на память сразу пришел разговор с Ритой, и она как бы услышала голос подруги:
— Чудачка! Сейчас самое модное — рыжие волосы. У нас в цирке девчонки специально красятся в рыжий цвет.
— А из рыжего можно перекраситься?
— Сколько угодно! Только это глупо.
— Пусть глупо. Мне надо.
Над плечами у Тани две короткие косички, стянутые резинками от лекарства. Таня освободила одну косичку от резинки и медленно стала расплетать ее.
Она все еще смотрела на себя и тихо сама себе говорила:
— Не надо дразнить верблюда за то, что у него на спине горб. Может быть, ты тоже кажешься верблюду уродом, потому что у тебя нет горба. Он же не дразнит тебя. Он молчит, только презрительно выпячивает нижнюю губу. Выпячивай тоже губу, но не дразни верблюда… У слона длинный нос. Болтается, как брандспойт. Тигр оранжевый с черным, он похож на осу. Бегемот вообще урод, у него в пасти зубы, как березовые полешки… Но может быть, у слонов считается: чем длиннее нос, тем прекраснее. А тигр без полосок — все равно что ты в полоску. А зубы-полешки — это как раз то, что нужно настоящему бегемоту.
Слова о верблюдах и бегемотах успокаивали ее и как бы переносили в детство. Неожиданно она увидела себя девочкой. Маленькой, энергичной, никому не дающей спуска.
Она увидела дорожки зоологического сада и мальчишку, который дразнил зверей. Он ходил от клетки к клетке и строил рожи, визжал, рычал, кидал камушки. Таня терпеливо шла за ним. Она злилась на него сразу за всех зверей. Она ждала, когда злости накопится столько, чтобы можно было отдубасить мальчишку… Это было давно, в детстве. Мальчишка был толстый. С челкой до глаз и выпуклыми глазами. За щекой у него была конфета.
У клетки с тигром маленькая Таня не выдержала. Она подскочила к мальчишке и вцепилась ему в челку.
— Отпусти! — кричал мальчишка, дразнивший зверей, и все пытался освободиться из Таниных цепких рук. — Отпусти!
Таня не отпускала.
— Проси прощения! — требовала она.
— У кого просить прощения? У тебя, что ли?
— Нет, у тигра.
И тут мальчишка вырвался. Он отскочил от Тани и стал поправлять рубаху. Потом он сморщил нос, выпятил губы и крикнул:
— Рыжая!
— Опять дразнишь тигра? — грозно сказала маленькая Таня.
— Не тигра, — протянул мальчишка. — Тебя.
— Это я — рыжая?
— Ты, ты!
Таня презрительно посмотрела на мальчишку, скорчила рожицу и сказала:
— Сам ты рыжий!
Тут уже опешил мальчишка. Он не мог понять, почему он рыжий, если всю жизнь у него над глазами была густая черная челка. Он даже дотронулся рукой до своей челки, словно хотел на ощупь определить ее цвет.
Таня показала ему кулак, повернулась и пошла домой.
Дома она спросила у мамы:
— Мама, я рыжая?
— Рыжая.
— Это очень плохо?
— Чего же плохого? Ничего плохого.
— Нет, это, наверное, плохо, — вздохнула Таня. — Почему я стала рыжей?
— Ты всегда была рыжей.
— Неужели? — сказала маленькая Таня упавшим голосом и отошла от мамы. — А я думала, что рыжий — тигр.
На другой день дома пропал кусок мяса. Красный, как пожарная машина. С белой сахарной косточкой. Будущий суп и будущее жаркое. Оно лежало за окном. А когда мама принялась за готовку, его не оказалось. Оно исчезло. Лишь небольшая розоватая лужица напоминала о его существовании.
— Куда девалось мясо?
Мама долго и терпеливо искала пропажу. Заглядывала под стол, шарила по полкам. В конце концов кусок говядины приобрел в маминых глазах ценность самородка.
— Куда же девалось мясо? Ты не видела? — спросила она маленькую Таню.
— Ммы, — промычала девочка, не открывая рта.
Маленькая Таня сидела на краю дивана и изо всех сил сжимала губы, чтобы не проговориться. Она держала под замком тайну пропавшего мяса. Но ей стало жаль маму, и она открыла замок: