Девочка и мертвецы

Катенька связала для сокольничего Феди замечательные варежки. С ромбиками. Федя примерил варежки и обомлел:

— Хороши! А где ты вязать научилась?

— Ну-у… — Девочка неопределенно махнула рукой.

— Красавица ты наша, — умилился сокольничий.

В сени вошел злой с мороза Ионыч. Затопал сапожищами, сбивая снег, заухал, словно филин. Увидел варежки, бросил:

— А мне почему не связала?

— Не успела, дяденька… — прошептала Катенька.

— «Не уфпела — не уфпела», — передразнил Катеньку Ионыч и приказал Феде: — Выйди, полей.

— Холодно, Ионыч!

— Водки тяпни для сугрева и иди.

Ничего не поделать: Федя тяпнул водки, накинул на плечи медвежью шубу и вышел наружу. Снега намело порядочно. Федя топнул по снежной корке, оставил глубокий след. Вытащил ногу, а сапог застрял в снегу.

— Непорядочек, — горько усмехнулся сокольничий и в одном сапоге пошел к тарелке. Из снега выглядывал только самый верх непознанного летательного аппарата, этакий серебристый прыщик с тремя лампочками — красной, зеленой и желтой. Горела желтая. Сокольничий открыл дверь в кособокую кладовку, вытащил шланг. Покрутил в руках.

Крикнул:

— Ионыч!

Ионыч распахнул заледенелое окно прямо у Фединого носа:

— Ну чего тебе?

— Вода горячая есть?

— Есть, всё есть, котел с утра как заведенный работает.

Федя протянул ему шланг:

— Подключи, пожалуйста.

— «Подклюфи, пафалуста», — противным голосом передразнил Федю Ионыч, схватил шланг и исчез в доме. В окошке появилась любопытная Катенькина мордашка. Сокольничий подмигнул девочке. Катенька спросила:

— Испечь пирожки на вечер?

— Испеки, родненькая, — попросил Феденька. — К водке пирожки замечательно пойдут.

— С капусткой или с картошкой?

— И с капустой, и с картошкой, а еще с яблочным повидлом испеки.

— Хорошо, дяденька!

— А ну пшла! — рявкнул Ионыч из глубины комнаты. Девочку как ветром сдуло. Ионыч сунул голову в окно и, слизывая с побледневших от холода губ снежинки, вручил Феде шланг.

— Давай быстро, пока я не околел на морозе.

— Ты крепкий, Ионыч, — почтительно сказал Федя. — Не околеешь.

На душе у Ионыча потеплело от такой похвалы.

Федя направил шланг на тарелку и открыл воду. Тонкая струйка теплой воды полилась на серебристый прыщик и рядом, растапливая снег. Федя поливал до тех пор, пока не загорелась зеленая лампочка.

— Ну че? — спросил Ионыч. — Хватит уже! Воду-то экономь.

— Да всё вроде, — сказал Федя, закрывая шланг.

— А тарелка как? — уточнил Ионыч. — Теплая хоть?

Федя снял варежку и потрогал тарелку. Тарелка была теплая. Феде показалось, что внутри что-то или кто-то стучит.

— Теплая, Ионыч!

— Ладно, пошли водки тяпнем, — решил Ионыч и закрыл окно.

Федя, кутаясь в шубу, подошел к двери. Сунул ногу в застрявший в снегу сапог, вытащил. В небе что-то протяжно загудело. Сокольничий поднял голову, прикрыв ладонью глаза от падающего снега. По серому небу медленно ползли два темных пятнышка.

— На юг летят, — пробормотал Федя.

— Федя! — глухо закричал Ионыч из-за двери. — Где ты там? Поторопись, что ли!

Сокольничий поспешно вошел в дом. Разделся, стал накрывать на стол. Ионыч одобрительно кивнул, снял со стены гитару и попытался взять аккорд. Струна порвалась. Ионыч выругался и метнул гитару в угол. С жалобным мявом из-под треснувшей от удара гитары выползла покалеченная кошка Мурка.

— Когда ж ты уже сдохнешь, вредное животное! — в сердцах бросил Ионыч.

Мурка спряталась за комод и стала заунывно мяукать.

Рассерженный Ионыч подошел к Катеньке. Девочка возилась у плиты.

— Работаешь?! — рявкнул Ионыч.

— Малютка наша! — воскликнул сострадательный Федя.

— Работаю, дяденька, — робко ответила девочка.

— Отхлестать бы тебя хворостиной, — сказал Ионыч, — да хворостину жалко!

— Жалко… — грустно кивнула Катенька.

— Как там стол, Федька? — крикнул Ионыч. — Накрыл уже?

Федя как раз закончил устанавливать пузырь самогона. Пузырь стал точно посреди стола — симметрично двум граненым стаканам. Ионыч подошел к столу, подвинул колченогий табурет, сел.

— А огурцы где? Катька-а-а-а!

— Несу, дяденьки! — Девочка тащила к столу здоровенную десятилитровую банку с солеными огурцами.

— Малютка наша! Уронит же! — Федя всплеснул руками и кинулся Катеньке на помощь, но Ионыч схватил его за рукав, остановил.

— Не порть мне девчонку. Пусть сама.

— Эх… — вздохнул Федя.

— А вот и огурчики, дяденьки. — Катенька с трудом водрузила банку на столешницу.

— А крышку открыть? — Ионыч приподнял левую бровь.