Девочка и пёс
Шрифт:
Судья, пренебрегая правилами вежливости, промолчал в ответ.
Через несколько минут всадники и фургоны исчезли из поля зрения оставшихся на опушке людей. Галкут вернулся к лошадям. Судья уселся на раскладной стульчик и налил себе из бутылки вина. Подняв бокал, он сделал глоток и пробормотал:
– Вот гаденыш, такое утро испортил.
Элен, не глядя на судью, приблизилась к столу и опустилась на стул. Она постепенно отходила от пережитого страха и сейчас уже ей было неприятно вспоминать, что она только что относилась к этому человеку как к возможному заступнику.
– Для тебя морс, – сказал Мастон Лург, наливая в стакан темно-красную жидкость из большой деревянной фляги.
Не сказав ни слова, Элен принялась за еду. Она действительно чувствовала голод и с удовольствием утоляла его просоленным и прокопченным мясом, сыром, солеными овощами и хлебными лепешками. Запивая все это морсом, она окончательно успокоилась. Поставив полупустой стакан на стол, она посмотрела на судью и с усмешкой спросила:
– Ваши коллеги?
Судья задумчиво поглядел на девочку и ничего не сказав, продолжил завтрак.
– Мне показалось, что вы несколько неприязненно отнеслись к этому Даливу Варнего, – настойчиво продолжила Элен. – Это немного странно, неправда ли?
Мастон Лург допил вино, поставил бокал на стол и промокнул губы салфеткой.
– Элен, честное слово, твои подковырки нисколько меня не трогают, так что не трать понапрасну сил.
Насмешливое выражение оставило лицо девочки и она тихо произнесла:
– Я просто хочу поговорить. Скажите мне кто это был.
Мастон Лург внимательно посмотрел на свою юную собеседницу.
– Я думаю ты уже и сама догадалась, не так ли?
– Торговцы людьми?
– Да, работорговцы из Шинжуна. Самые отвратительные люди на всей Шатгалле.
– Я думаю вы вполне отдаете себе отчет, что недалеко ушли от них, – серьезно произнесла девочка.
Судья усмехнулся.
– Ты об этом хотела поговорить?
– Нет. Но я просто хотела чтоб вы знали, мое мнение о вас ничуть не изменилось из-за того, что вы не отдали меня им. – Тут ей пришла в голову мысль, до которой она не додумалась тогда, когда она убеждала себя что судья не отдаст ее этим работорговцам. – Я же понимаю, что вы не сделали этого только потому, что уверены что от вашего герцога вы получите гораздо больше. И деньги, и должность, и что вы там еще хотите.
Судья не спешил отвечать. Языком он провел по верхним и нижним зубам, захватывая остатки пищи.
– Я не отдал бы тебя в любом случае, – сказал он наконец.
– Вы лжете.
– Ты это видишь?
– Нет. Вы говорите о вероятности и сами не уверены насколько высока эта вероятность. Но для вас деньги это всё. И не будь этого герцога, я не сомневаюсь что вы бы отдали меня шинжунцам, назови они хорошую цену. А кстати, сколько я стою?
Мастон Лург вздохнул. У него вдруг возникла нелепая мысль, что этот маленький человек ему нравится и, если бы у него была дочь, он хотел бы чтобы она хоть в чем-то походила на Элен. Бред какой-то, решил судья.
– Я-я не знаю, – он пожал плечами, – может двести, двести пятьдесят тон, я не знаю.
– Что такое «тон»?
– Тона – эта золотая монета агронского королевского двора.
– Двести тон это много?
– Очень много. Маленькое состояние. На 20-30 тон один человек может прожить целый год не в чем почти себе не отказывая.
– Почему же так много?
Судья пристально поглядел в ярко-синие глаза девочки и ответил:
– Потому что, к сожалению, в мире полно ублюдков, готовых платить огромные деньги за красивых детей.
Элен передернуло от омерзительно подтекста этих слов. Увидев как блестят ее глаза, Мастон поспешил добавить:
– Я говорю это только для того чтобы достучаться до тебя. Чтобы ты поняла сколько вокруг зла и какие ужасы подстерегают одинокого, беззащитного ребенка в этом жестоком мире. – Судья снова вздохнул. – Это были шинжунцы. В своих фургонах они везут захваченных рабов на рынки своей проклятой страны. А Варнего одно из самых известных и влиятельных семейств Шинжуна. У них налажены связи по всей Шатгалле. И в Агроне, и в Сайтоне и даже в Кирме. Они баснословно богаты и деньги открывают им двери на все уровни власти. Прибыль от торговли людьми просто сказочная. Рабы достаются им за гроши, а продают их за золото, а если раб хорош, то и за кучу золота.
– Я не понимаю, откуда они берут рабов. Они, что, хватают кого захотят и объявляют их рабами? Вашему королю наплевать на это что ли? Или он так пополняет свою казну, распродавая своих подданных?
– Ваши слова просто крамола, сэви. Я бы посоветовал вам в будущем воздержаться от столь необдуманных речей. Я серьезно.
– Объясните мне, – попросила девочка.
Судья сделал неопределённый жест правой рукой.
– Все не так просто, – сказал он. – Есть несколько путей как люди становятся рабами. Статус раба это и наказание, и товар. – Видя с каким внимание девочка внимает ему, Мастон Лург продолжил более уверенно. – Для определенности возьмем наше королевство. Все коренные жители Агрона имеют статус гражданина и от самого рождения безусловно и абсолютно свободны. Это неотъемлемое право любого гражданина. Никто не вправе объявить свободного гражданина рабом, кроме королевского суда. Под королевским судом я понимаю не конкретно суд где председательствует в качестве судьи сам король, а любой суд проводимый уполномоченными им на то лицами, то есть судьи Судебной Палаты, – Мастон ожидал язвительных замечаний со стороны своей юной слушательницы, но та молчала, – как тот что ты видела в Туиле, это тоже был королевский суд, – теперь он уж точно не сомневался что последует какая-нибудь колкость и даже сделал некоторую паузу, ожидая ее, но девочка продолжала молчать и внимательно смотреть на него. – Так вот, решение такого суда может в качестве меры наказания избрать присвоение преступнику статуса раба. После чего он получит знак раба, черную татуировку на правом предплечье, где будет год начала рабства и имя хозяина. Раба могут продать любому частному лицу или оставить в распоряжении королевства, по усмотрению судебных чиновников, и в последнем случае хозяином на его руке будет значится Его Королевское Величество. Но чаще всего таких рабов забирают шинжунские торговцы, которые хорошо платят за них, а казна, как ты верно заметила, всегда нуждается в дополнительных вливаниях.
– То есть шинжунцы не могут просто схватить попавшегося им по дороге человека и увезти его на рынок в Шинжун?
– Могут. – Судья сделал паузу. – Могут. Но это считается страшным преступлением и у нас, и в Сайтоне. За насильственное превращение свободного человека в раба наказание одно – смерть. И поверь это не пустые слова. – Он посмотрел на девочку, ожидая вопросов, но та воздержалась, глядя на него своими большими синими глазами. – Не так-то просто объявить свободного гражданина рабом. Ведь, согласись, человек не станет об этом молчать и будет кричать об этом при каждом удобном и неудобном случае. И как это не удивительно есть те, кто будут его слушать. Есть специальные отряды Судебной палаты, которые останавливают караваны подобные тому что мы видели и проверяют каждого раба. У владельца раба должен быть документ на него, либо постановление суда, либо дарственная или купчая, либо так называемое «рабское соглашение», когда человек добровольно переходит в состояние рабства. – Мастон увидел что Элен открыла рот чтобы задать вопрос и остановил ее жестом. – Сейчас я это объясню. Позволь закончу с проверочными отрядами. Их довольно много по всей стране, кроме того любой городской судья в любом городе королевства, такой как я, может назначить подобный инспекторский отряд, если заподозрит что-то неладное. Кроме того, шинжунцам придется еще иметь дело с пограничниками и отчитываться перед ними за каждого человека. Конечно погранзаставы можно обойти, но это дополнительный риск. Во-первых, с такими большими фургонами не так-то просто пробираться через леса и горы, но даже если фургоны будут брошены и людей поведут пешком, пограничники постоянно патрулируют местность и, если они наткнуться на отряд работорговцев незаконно пересекающих границу, у солдат есть право расправляться с ними на месте без всяких вопросов, что они и делают с особой жестокостью и яростью, ибо люто ненавидят торговцев людьми. Конечно мы живем в мире обычных людей, где торгуют не только людьми, но и своей честью и совестью, – взгляд Элен стал почти пронзительным, – и шинжунцы без большого труда находят тех, кто за деньги закрывает глаза на многое, если не на все. Так конечно бывает, лукавить не собираюсь. Ты кажется хотела спросить о дарственных и купчих и «рабских соглашениях», – девочка утвердительно кивнула, – объясняю. Как ты понимаешь рабы это товар. А значит их покупают и продают, дарят и обменивают. Есть такой древний закон, который называют «закон восьми слез». Много раз начинались движения за то чтобы отменить его, но все тщетно, закон продолжает действовать и по моему разумению будет действовать еще очень и очень долго. Закон гласит, что родитель мужского пола волен распоряжаться своими детьми как ему заблагорассудится до тех пор, пока им не исполниться восемь лет. То есть он может продать своего ребенка в рабство в течении первых восьми лет жизни ребенка, совершенно безнаказанно, и даже убить его если сочтет это необходимым. Не спеши осуждать. Как я уже тебе говорил, дети стоят очень дорого, и для многих бедных семей, особенно многодетных, это неплохой шанс вырваться из нищеты. Хотя конечно это ложь. В большинстве случаев деньги, вырученные за родных детей пропиваются и проедаются ублюдочными папашами и мамашами в течении нескольких следующих недель. Обычное дело в нищих районах почти любого крупного города. В маленьких городках и деревнях, где все друг друга знают это случается реже. Ибо на таких родителей будут, мягко говоря, смотреть косо, если вообще не прогонят прочь. Что касается «рабского соглашения», то порой люди добровольно продают себя в рабство, чтобы добыть деньги для своих родных или просто умирая с голода в нищете и желая обрести хоть какую-то крышу над головой и стабильное пропитание. Эти люди идут к работорговцам и подписывают соглашение, в котором полностью и безоговорочно признают себя рабом, собственностью работорговца. Это соглашение заверяется чиновником Судебной палаты, по крайне мере в Агроне.
– А что мешает работорговцам запугать человека или напоить его, чтобы он подписал такое соглашение? Или вообще подделать подпись, потом заплатить чиновнику чтобы он заверил это и всё?
– Такой вариант, конечно, возможен, – признал судья. – Но все же тут есть некоторые подводные камни для работорговца. Напоминаю что насильственное обращение в рабство грозит неминуемой смертью. И для чиновника, который способствовал этому тоже. Поэтому для начала нужно найти такого. Согласись, не каждый станет рисковать своей жизнью, ради пары лишних монет, пусть и золотых. Но находятся и такие.