Девочка и пёс

Донтфа Евгений Викторович

Минлу, внимательно посмотрев на дочь купца, чувствуя что та чем-то подавлена и не слишком-то радуется возвращению домой, бодро сказала:

– Ничего страшного. Как и прежде за всё платит Талгаро.

– Ну отлично, – проворчал лоя. – Девицы омо желают хорошо отдыхать в "Колесе", а платить за всё маленькому лоя. Всегда знал что у народа Омо самые нахальные самки.

Тайвира вспыхнула и резко сказала:

– По приезде в город все твои расходы на нас будут возмещены тебе троекратно.

Фиолетовые губы Талгаро сложились в трубочку и издали некие причмокивающие звуки. Тайвира, не понимая этих сигналов, отвернулась. Минлу, посчитав эти чмоки насмешкой, недобро глянула на лоя, подъехала ближе к дочери купца и примирительно сказала:

– Ну что ты Тайвира, он же шутит. Убого, конечно, но шутит. А никаких денег ему не надо, он совершенно бескорыстен. Я его знаю.

Талгаро досадливо крякнул, но правда тихо.

Тайвира сказала:

– В "Колесе" очень много самых разных номеров, от роскошных покоев до маленьких комнатушек. Совсем дешевых. Такую и возьмем.

– Точно, – поддержала Минлу. Затем протянула ладонь и коснувшись руки дочери купца доверительным жестом, мягко спросила: – Ты думаешь

о нём?

Тайвира дернулась, сердито уставившись на кирмианку:

– Ни о ком я не думаю! Надо ехать. – И подстегнув лошадь, устремилась вниз с холма.

Талгаро и Минлу остались на вершине, смотря девушке вслед.

– Какая же ты всё-таки неуклюжая в обращении с людьми, – прокомментировал Талгаро. – В лесу что ли росла?

Минлу снисходительно поглядела на лоя и нравоучительно проговорила:

– А тебе, мой совершенно бескорыстный друг, следует запомнить, что самки это у животных, а у людей женщины.

– Я запомню. – Талгаро залез во внутренний карман и вынул деньги. – Вот держи.

Он ссыпал в ладонь Минлу почти все имеющегося у него монеты. Девушка с удивлением поглядела на него.

– В "Золотом колесе" будем порознь, – сказал Талгаро. – Так будет лучше.

– Почему?

– Иначе привлечем ненужное внимание. Дикая кирмианка и благородный лоя в одной компании это как-то странно и подозрительно.

Девушка спрятала деньги и, поколебавшись, осторожно произнесла:

– Твоё пение в Гроанбурге… Должна признаться у тебя изумительный голос. Это… твоё ремесло?

– Можно и так сказать. Я – Певец Рода.

– Певец рода! – Минлу по-настоящему изумилась. Она, будучи весьма образованным человеком, прекрасно знала что это такое. Именно благодаря Певцам рода, обеспечивающим нужное звуковое сопровождение, белые лоя могли зачинать детей. Певцы рода воспроизводили те дивные мелодии, которые по легенде некогда проистекали от самой Сандары, Королевы Лазурных гор и которые каким-то таинственным образом оживляли мужские и женские токи в телах лоя, позволяя им соединяться и созидать новую жизнь. Для Минлу всё это было весьма волнующим и до какой-то степени очень трогательным и интимным, и сами фигуры этих загадочных Певцов рода представлялись ей сакральными и внушительными. И вдруг выясняется что этот маленький, вздорный, невежественный, грубый человечек и есть эта самая сакральная фигура. Но помня его чудесный голос, она не усомнилась что он сказал правду. И всё же он изгнанник, как может такое быть. Ведь белые лоя берегут и лелеют певцов рода как самое ценное сокровище своего народа и неожиданно сами изгоняют одного из них. Минлу сгорала от любопытства, но пристать с расспросами не посмела.

– Кстати ты в курсе, что от тебя такое амбре… Фу-у! – И Талгаро сморщившись, передернул плечами. – Почему это омо так быстро портятся без воды?

Сакральная и внушительная фигура исчезла.

– Ах ты маленький…, – Минлу пыталась сдержать себя, но в голове уже громоздились друг на друга все обидные и оскорбительные прозвища, которыми столь щедро одаривали лоя многие невоспитанные представители народа Омо, в частности в памяти девушки отчетливо всплывали нелестные слова в адрес Талгаро из уст бравых гроанбуржцев и эти слова вот-вот готовы были прорваться наружу: – маленький…, вредный, ехидный, злобный…, – ей нестерпимо хотелось сказать "карлик".

– Ну-ну, – насмешливо подбодрил Талгаро.

– Колготки себе купи! – победно воскликнула Минлу.

Талгаро возвёл очи горе.

– Какое же ты еще в сущности дитя.

Минлу успокоилась и направила лошадь вниз с холма. Талгаро, усмехаясь себе под нос, отправился следом.

За холмом с "деревом висельника" девушке открылась просторная равнина, окаймленная с северной стороны пышным нарядным лесом. Равнину, покрытую красноватой светло-бурой травой с островками скромных рощиц сиреневых и малиновых деревцев, пересекала небольшая речушка с обрывистыми берегами, через которую был перекинут широченный деревянный мост с перилами. Но главной достопримечательностью ландшафта конечно же являлись строения огромного постоялого двора, вольготно раскинувшегося на симпатичной равнине. На взгляд Минлу это был настоящий крепостной городок, обнесенный высоким частоколом с зубцами бойниц, сторожевыми башенками и внушительными массивными главными воротами. С высоты "холма висельника" кирмианка могла удобно разглядывать внутреннее устройство постоялого двора. Он действительно до некоторой степени напоминал колесо с массивным трехэтажным, необычно закругленным зданием в центре, как бы ступица колеса, и пятью лучами-спицами самых разнообразных пристроек, отходящих от этой "ступицы". Северная сторона частокола примыкала непосредственно к лесу, там стоял симпатичный двухэтажный каменный домик с зеленой черепичной крышей и взметнувшейся вверх то ли смотровой башенкой, то ли колокольней. "Наверное дом хозяина", подумала Минлу и была права. Маленькая речушка, огибавшая "Золотое колесо" с востока, в одном месте ныряла под частокол и таким образом заходила на территорию постоялого двора. Над ней было построено высокое безоконное здание с плоской крышей, мостками и галереями. "Возможно мельница", решила Минлу. Вообще ей определенно нравилось здесь. Часовая развилка, знаменитый перекресток дорог, расположенный прямо за мостом и отмеченный сразу четырьмя Дистанционными пирамидами и откуда, кроме всего прочего, как принято было считать начиналась дорога на Кирм, влажно блестела розовато-белыми и бело-зелеными плитами "морского камня". Это были последствия грандиозного проекта агронского короля Тетиса Странника, который вознамерился замостить каменными плитами все основные дороги королевства. Минлу хорошо помнила с каким восхищением мастер Танао рассказывал об этом монархе-путешественнике, искренне желавшем превратить всю свою огромную страну в единую, эффективную, сплоченную, процветающую державу, чтобы каждый её житель, пусть даже из самой мелкой отдаленной приграничной провинции чувствовал бы себя нужным, защищенным, вовлеченным в общее дело, чувствовал бы себя неотъемлемой и необходимой частью великого государства и подчинялся бы верховной власти из Аканурана не по принуждению, от страха и безысходности, а по велению души и зову собственного сердца, ибо действительно бы хотел процветания своей стране и следовательно

самому себе как её жителю. Мастер Танао долго рассуждал на тему того почему у Тетиса Странника ничего не вышло и почему в конце концов интриганы-заговорщики убили его. И Минлу очень сожалела об участи этого, как ей казалось, замечательного и благородного человека и радовалась, что, по крайней мере, эти красивые ровные дороги из "морского камня", служившие людям уже больше сотни лет, сохранились как светлая память о короле-реформаторе. Их было совсем немного, лишь в двух центральных провинциях и буквально только единицы из этих дорог замостили плитами от начала до конца, то есть от одного города до другого, чаще всего плиты неожиданно обрывались и дальше начинался обычный грунт. Здесь на Часовой развилке, в сторону запада они заканчивались перед мостом через речушку. Но с плитами или нет, здесь уже повсюду чувствовался пульс городской жизни, хотя до столицы оставалось еще чуть ли не сотня километров. Минлу, будучи родом из маленькой деревни и затем проведшая долгие годы в стенах Храма Падающих звезд, не была привычна к суете и многолюдью больших городов. За время учебы в храме она с дюжину раз посещала столицу Кирма – Дигвиан и за десяток месяцев странствий успела побывать еще в нескольких по-настоящему крупных городах, в основном портовых, но это по большому счету никак не приучило её к бурному, шумному, пестрому, тесному, зачастую напряженному и даже озлобленному существованию в замкнутых городских мирах. И сейчас, уже ощущая приближение громадной суетливой метрополии, она как и раньше испытывала и приятное волнение и легкий страх.

В компании Талгаро, она спускалась с Холма висельника, направляясь к воротам постоялого двора, где их, уже спрыгнув с коня, поджидала Тайвира. Им навстречу проехало несколько всадников и пара экипажей, направляющихся куда-то на запад. Один из всадников, плотный, широкоплечий, круглолицый, лысеющий мужик лет сорока столь долго и бесцеремонно и даже вроде как удивленно пялился на неё, что Минлу не выдержала и опустила взгляд. За время своего бродяжничества она будто бы вполне привыкла к тому что мужчины на неё смотрят, с вожделением ли, с интересом, с любопытством, с раздражением или презрением она разбираться не пыталась, хотя где-то в самых потаенных глубинах души тихий-тихий голосок, словно и сам пугающийся собственной дерзости, как будто один маленький ребенок другому, по секрету, в темноте, под толстым одеялом, нашептывал ей, что они смотрят на неё потому что она, и совсем уже тихо, красивая. И тут же в страхе умолкал. Она старалась об этом не думать. Мысли о собственной привлекательности или непривлекательности для лиц мужского пола представлялись ей абсолютно излишними, ненужными и пустыми. К чему это хранительнице Шивтака, которая всю жизнь должна оставаться девственной? Смотрят и пускай смотрят, её это не касается и обращать на это внимание, конечно, не стоит. Но даже спустя десять месяцев странствий достойно игнорировать эти взгляды у неё не всегда получалось и она, сердясь на себя, то краснела, то смущенно опускала глаза, то путалась и сбивалась в словах. Её повергала просто в оцепенение, стыдливую скованность мысль, что кто-то из этих мужчин возможно представляет её в своих объятиях, обнаженной, исполняющей любовные ласки, занимающейся такими вещами, которые она и додумать-то до конца не смела. Но всё же путешествия, время и опыт делали своё дело и постепенно её смущение под взглядами мужчин становилось всё менее острым и явным, практически сходя на нет. Хотя, конечно, стоило кому-то из них повести себя чуть более бесцеремонно, настойчиво и фривольно чем обычно и ей тут же становилось не по себе и привычная стеснительность возвращалась.

Напротив деревянных стен "Золотого колеса", за обочиной Осевого тракта, в полный разброд и раздрызг стояло наверно несколько десятков телег, повозок и фургонов. Дальше за ними, на красном лугу паслись лошади, за которыми наблюдали босоногие мальчишки. Из тех кто остался для охраны вещей, большинство лежали прямо в кузовах повозок, поверх своего драгоценного груза и лениво поглядывали по сторонам. Другие сидели, привалившись спиной к колесам, жевали травинки и также равнодушно глазели перед собой. В паре мест деятельные мужики организовали костерки, на которых кипятили воду и заваривали душистый чай. Вдоль обочины бродило несколько торговцев-коробейников, апатично предлагая свой нехитрый товар. Кроме них также прохаживались отдельные непонятные молодые востроглазые субъекты, зыркающие по сторонам и заставлявшие нервничать присматривающих за возами людей.

Минлу остановила коня возле Тайвиры и глянула в сторону Талгаро. Тот, едва заметно кивнув ей, проследовал мимо, словно собирался ехать дальше. Минлу точно так же чуть качнула головой, подтверждая договоренность.

129.

Минлу и Тайвира, ведя лошадей в поводу, вошли в ворота постоялого двора.

Здесь, в контраст с сонным миром оставленных за обочиной тракта повозок, чувствовалось энергичное, приятное, будоражащее биение жизни. Двор был достаточно просторным, вымощенный каменными плитами, украшенный чахлыми клумбами, одинокими деревцами-солитерами мозаичными дорожками и небольшой, круглой, огороженной площадкой солнечных часов с красивой отполированной стелой гномона из темного красно-золотого дерева. Вдоль главного центрального здания постоялого двора тянулось высокое крыльцо-галерея, рядом с ним стояли резные лавочки, на которых с удовольствием расположились постояльцы гостиницы и просто заезжие, желавшие посидеть на свежем воздухе, выкурить сигаретку другую, покалякать о том о сем и поглазеть по сторонам. Здесь даже имелся небольшой рыночек с десятком лавок, где бойкие продавцы и не менее бойкие покупатели охотно и многословно занимались торгом. То и дело мелькали люди в светло-зеленых туниках и куртках с большой симпатичной эмблемой на спине: темно-зеленый с чуть голубоватым отливом четырёхлепестковый цветок в ободе золотистого колеса. Это были работники постоялого двора. Минлу поглядывала на них с удивлением. За своё почти годичное путешествие она побывала во многих гостиницах, корчмах, тавернах и тому подобном, но что-то не могла припомнить чтобы где-то еще персонал того или иного заведения носил бы специально сшитую для них форму, да еще и с каким-то отличительным знаком-эмблемой. Сразу было ясно что хозяин "Золотого колеса" весьма трепетно относится к своему детищу и вкладывает немало сил в его процветание.