Девочка из легенды
Шрифт:
— Так скажите ему, чтоб не ждал! Он ждет!
— А за вызов платить, да? — спросила Верка. — А с какой стати, раз мы не едем? Ведь правда?
— Нашла свой фикус? — сквозь зубы спросила Дина.
— Нашла. Вон он, на подоконнике.
— Это Лелькин.
Она не знала, чей это фикус — Лелькин ли, Веркин ли, просто ее стало мучить непреодолимое желание сцепиться с Веркой.
— Что ты, Чижикова! Лелька не фикус приносила, а пальму. Финиковую.
— Все равно Лелькин!
— Тш-ш-ш! — замахала Верка руками. — Не говори
— Значит, ты уедешь? Совсем?
— Не знаю еще. Обстановка покажет. Мама говорит, месяца через два она покажет. Пока папа поедет. Его в Пензу переводят.
В кухню вернулась мать на цыпочках и сказала:
— Все. Больше ждать не можем. Будем прорываться.
— Прорываться? — испугалась Верка. — А как?
— Просто выйдем и просто пойдем. Бери чемодан. Идемте, девочки!
— Постойте! — крикнула Дина. — А как же он?
— Шут с ним. Постоит, постоит и уедет.
Первой в окно полезла Верка с чемоданом. Чемодан был тяжелый, и она застряла на подоконнике. Тете Тосе пришлось выпихивать во двор сначала чемодан, потом дочь. Тишине и таинственности сразу пришел конец.
Пока тетя Тося, просунув снаружи руку в форточку, закрывала окно, Верка говорила Дине:
— Думаешь, он пострадает? Ни капельки! Он с кого-нибудь сдерет лишнее и все убытки вернет. Они все такие. Правда?
— Почему ты все время спрашиваешь: «правда, правда?», — рассердилась Дина. — Сама все время говоришь неправду и хочешь, чтобы с тобой соглашались!
— Идем! — мать дернула Верку за руку, и они двинулись к калитке.
— Подождите! — крикнула Дина. — А он?
Тетя Тося обернулась и сердито махнула на Дину рукой.
— А он?!
Они подошли к калитке и, втянув голову в плечи, вышли на улицу. Шофер за калиткой что-то спросил их. Они ответили, уходя, и все стихло.
Сейчас он войдет во двор, и Дине придется сказать ему правду. А правду говорить не хотелось. Не хотелось, чтобы он знал, что тетя Тося и Верка его так бессовестно обманули. Не хотелось! Было стыдно. Не только за Верку, которую прошляпили, а вообще стыдно.
Калитка распахнулась настежь.
— Ну? — спросил шофер, в упор глядя на Дину. — Так кто же вызывал такси?
— Извините, — сказала Дина и вспотевшей ладонью сжала деньги, лежащие в кармашке платья, — извините… Я сейчас.
— Ты? — удивился шофер. — Ты вызывала?
— Я! — с тоской сказала Дина и шагнула к калитке.
Автомобиль по-прежнему стоял у ворот. Новенький, блестящий, красивый. Такой не сломается и не застрянет. Наверно, и мотор не подведет.
— Куда везти?
— К-куда? — растерялась Дина. — Все равно… Куда-нибудь…
— Даже так? — удивился он.
— Ага, — упавшим голосом сказала Дина.
— Гм. Богатый народ нынче пошел, — произнес он насмешливо, оглядывая ее с ног до головы.
— Да, — совсем по-глупому поддакнула Дина, — богатый.
Он сел за руль, а Дина стала дергать ручку дверцы. Дверца никак не открывалась.
— Никак, — радостно сказала Дина, надеясь, что дверца совсем не откроется.
Тогда шофер вылез из машины и распахнул перед ней дверцу.
Дина уселась на мягкое сиденье, и он так рванул машину с места, что Дина чуть не выбила затылком заднее стекло.
Он вывел машину на Динину улицу и поправил зеркальце над головой так, чтобы видеть лицо Дины. Дина отодвинулась, но он снова поправил зеркало, и снова Дина поймала в зеркале его насмешливый взгляд. Тогда она прикрыла глаза ресницами. Но чувствовала: он все равно смотрит на нее. Она прикрыла глаза ладонью, но он все равно смотрел. И не просто смотрел, а с усмешкой. Презрительно.
«Он думает, что я стиляга, — ужаснулась Дина, — взяла такси и катаюсь!..»
— А может не поедем дальше? — спросила она робко.
— Да нет уж. Поедем, — ответил он и круто свернул в переулок.
«Он хочет на шоссе! Куда же он меня завезет?»
— Стойте, — попросила она, — у меня денег не хватит.
— Да нет уж, — ответил он, — довезу, куда просила.
— А куда? — испугалась Дина.
Но он уж вывел машину на шоссе. Впереди был поселок нефтяников. Там, левее, мамин завод и тоже поселок с веселыми названиями улиц — Стеклянная, Зеркальная, Керамическая…
«Нефтяники — это ничего, — подумала Дина, — от нефтяников я могу через Соколиную гору домой добраться. И мамин завод — полбеды, позвоню маме из проходной, если он мне ни копейки не оставит, попрошу денег на автобус. В крайнем случае совру что-нибудь…» Впрочем, матери можно было рассказать правду.
Но они миновали поселок нефтяников. И стекольный завод остался далеко позади. Теперь кругом было безлюдное, бескрайнее поле. Только столбы, провода и шоссе, убегающее за горизонт.
— Приехали! — сказал шофер и остановил машину. — Вылезай. Покаталась.
Дина вылезла из машины.
— Хватит? — спросила она робко и положила рядом с ним на сиденье скомканные и измятые вспотевшей ладонью деньги. — А обратно вы меня не повезете?
— Нет, — отрезал он, захлопнул дверцу и, круто развернув машину, поехал назад, к поселку.
— Верку бы вот так покатал, а не меня! — чуть не плача, крикнула ему вдогонку Дина.
Она зашагала по шоссе, стараясь от обиды думать о всех шоферах плохо, по-веркиному. «Завез! А у меня легкие, а может быть пойдет дождик…»
А потом, когда добралась до Соколиной горы и поднялась на ее вершину и открылся перед ней город, большой и зеленый, — она уже не думала о шоферах плохо и за Веркины мысли себя отругала.
И даже на Верку злилась меньше. В конце концов восьмой «А» тоже виноват. Прозевал Верку! Проморгал! Прошляпил! Выпустил в Пензу! Она там обязательно каких-нибудь пакостей кому-нибудь наделает. Это ведь восьмой «А» Верку хорошо знает, а ведь Пенза-то ее не знает.