Девочка Карима
Шрифт:
— Карим… — шептала она на ухо, пока я терся членом о ее разгоряченное тело. — Как же мне хорошо… Так хорошо с тобой… Так хорошо…
Я прижался к клитору и стал надрачивать его головкой. Водить членом из стороны в сторону, заставляя Нату вздрагивать и выгибаться. Ее руки комкали простыню, а губы снова закусывались от вожделения. Я делал нечто необычное — такое, чего раньше не было. И ей это нравилось. Так волнующе и незнакомо. Она впервые чувствовала член так близко, прямо возле губок. Прямо там, где все пылало и текло, все буквально молило,
И я это сделал.
Я уверенно и плавно погрузился в Нату, специально ничего не говоря. Не подготавливая ее словами. Не выделяя этого сакрального момента среди сотен прочих. Просто доставил ее на небеса и мгновенно отнял девственность.
Внутри было узко и горячо. Так влажно и невинно.
Ната смотрела на меня испуганными глазами. Вцепившись в мои волосы и до конца не понимая, что случилось. Ей было больно, было страшно. Было странно ощущать меня внутри, а не снаружи, как это было раньше. Мы соединились воедино и будто сливались — как инь и янь. Я и она. Негодяй и хорошая девочка. Взрослый мужчина и юная девственница, которая уже перестала быть таковой.
Теперь Ната была женщиной. И случилось это из-за меня. А значит, я за это в ответе — я буду заботиться о ней и дам абсолютно все, что ей нужно. Включая свою любовь.
— Прости, — говорил я шепотом, пока за окном уже светало. Где-то далеко над океаном рождалась полоска утренней зари. Так красиво и неподдельно. — Извини, но так надо, — прижимал я к себе Нату, а она тихо плакала.
Это было для нее большим стрессом. К такому не привыкнешь, не приготовишься. И я это понимал. Но что могут сделать слова обычного мужика? Чем я мог это сгладить? И можно ли такое сгладить вообще?
Для меня это тоже был важный день. Теперь мы с Натой стали ближе — настолько близко, что становились одним целым. И это было надолго. Я просто чувствую…
Набрав воды в большую ванну, я взял Нату на руки и отнес — залез сам и положил на себя юную девушку, которая впервые познала настоящий секс с мужчиной. Вода была теплой, она обволакивала наши тела со всех сторон и действовала как эфир. Она проводила между нами чувства и слова — мы могли понимать друг друга без вербального общения. Могли молчать и смотреть через открытую дверь на рассвет. Наблюдать, как краешек солнца просыпается над горизонтом и постепенно превращает волны в нечто необычное — смесь черной ряби и бликов алого цвета. Было похоже на огонь, словно море перед островом горело.
— Скажи мне… — нарушила она тишину и решила задать мне вопрос. — Только честно.
— Что? Что ты хочешь узнать? — спросил я Нату и обнял ее еще плотнее. Будто боялся потерять. — Спрашивай.
— У тебя до меня было много девчонок?
Я отбросил голову назад и медленно выдохнул. Это было самым последним, о чем я хотел говорить в тот момент. Только не о других женщинах — только не о них. Сейчас они для меня уже не существовали. Была только та, которую я обнимаю, лежа в ванне. На необитаемом острове.
— Какая разница? Зачем тебе это знать?
— Ты многое знаешь о сексе… Уж точно больше меня. Значит, у тебя было много женщин. Не так ли?
Где-то далеко, на фоне первых солнечных лучей, плыла рыбацкая шхуна. Честные трудяги шли на промысел. Их судьба нелегка — должен поймать как можно больше рыбы, чтобы твоя семья не бедовала. Чтобы прокормить жену, детей. А часто это очень много детей… И я им в чем-то завидовал. Потому что найти здесь рыбу было гораздо проще, чем ответить на вопрос моей Натки. Не назвав себя в мыслях мерзавцем.
— Сейчас у меня только ты. Зачем говорить о прошлом?
— Просто ответь на вопрос, — повторила она, смотря куда-то вдаль. А мои глаза наоборот закрылись — я зажмурился и вжался носом в ее волосы. — Сколько у тебя было девушек? Ты помнишь всех своих партнеров?
— Нет, — ответил я честно. Без лишних прикрас — все как есть. — Не всех.
— Ты их хотя бы считал?
— Хм… — улыбнулся я такому колкому вопросу. — Ты к ним ревнуешь?
— Нет.
— А по-моему, да. Ты к ним ревнуешь.
— Нет, я не ревную, — твердила Ната. — Это бред. Мне все равно.
— Если бы было все равно, то не спросила бы.
И она замолчала. Не произносила и звука какое-то время — только гладила меня ногой. Скользила по голени, подняв небольшую рябь внутри нашей ванны.
А потом Ната опять задала вопрос:
— Ты их часто вспоминаешь?
— Зачем? — удивился я.
— Думаешь о них во время секса? Когда делаешь это со мной…
— Хм… — прошелся я ладонью по ее груди, погладил живот и остановился на бедре. — А ты сама кого-нибудь представляешь вместо меня? Может, своего декана? Он так соблазнителен с голым волосатым задом.
Но Нату это не сбило. Она по-прежнему была серьезна.
— Когда ты думаешь о них, это помогает тебе возбудиться, кончить?
— Пф… — рассмеялся я. — Ха-ха-ха…
— Скажи мне честно.
— Чтобы возбудиться с тобой, мне достаточно тебя. Я могу даже быть не дома и подумать о тебе мельком… — говорил я со смешком, но в этих словах была только доля шутки. — Все, член уперся в руль. Боюсь разбиться на смерть… Буквально вчера был как раз такой случай — член вырос так сильно, что уперся в педаль газа. И я превысил скорость на проспекте…
— Ха-ха-ха! — хохотала Ната, елозя по мне своей мокрой спиной. — Ты дурачок, Карим. Ты это знаешь?
— Да нет, — говорю, — серьезно… Меня остановили, значит, мусора. И такие: «Нарушаем, гражданин. Вы сегодня что употребляли?» А я им отвечаю: «Да стояк у меня просто. О девочке своей подумал, вот и превысил скорость».
— Вот же ты смешной…
— Серьезно, так и сказал, — говорил я правду, как ни странно. — И они поверили, представляешь? На лапу дал и сразу же поверили…
— Ты дурак, — перевернулась Ната на живот и поцеловала меня в губы. Такая теплая, влажная, уставшая после секса. Но жаждущая большего.