Девочка-лиса
Шрифт:
– У меня выбора не было.
– То есть?
– Выбора у меня не было.
– Не было?
– Нет. Больше никто не подал заявку.
Эйр хихикает.
– Это что, очень смешно?
– Да, потому что я ни хрена не собиралась у вас тут работу искать. Это мой босс за меня сделал. Просто сказал, что послал заявку. Да, я этому козлу никогда не нравилась.
Она почти сразу жалеет о сказанном. Лицо Санны озаряет довольная улыбка.
– Не нравилась? – повторяет она. – Как же это вы могли ему не нравиться?
Эйр
– Я тут вот чего подумала, – произносит она.
– Что же?
– Если это самоубийство, как она сюда добралась? Тут ни велика, ничего другого, а до шоссе отсюда хрен знает сколько.
Санна кивает. Лес, стоящий кругом карьера, кажется вдруг дремучим и темным. Прежде всего он густой и непролазный. А единственная лесная дорога, которая сюда ведет, такая длинная, что идти по ней пешком пришлось бы слишком долго. Она вытаскивает свой мобильный.
– Да, это я, – произносит она, как только Бернард отвечает. – Мне очень жаль, но тебе придется развернуться и приехать сюда снова. Нам нужно тут все обыскать. Девочка должна была как-то сюда попасть. Бери Йона или кого найдешь. Потом позвони мне.
За время телефонной беседы у Эйр напрягаются плечи, а щеки успевают раскраснеться от холода.
– Пошли.
– Куда мы? – удивленно спрашивает Эйр и улыбается ей.
– Я сама собиралась это сделать. Но ты садись в машину и поезжай за мной.
Это словно выстрел в упор. Ее тело будто распадается на части в нарядной прихожей, когда Санна и Эйр просят Лару Аскар сопроводить их на опознание тела дочери. Это высокая женщина с красивыми чертами лица. Волосы такие же огненно-рыжие и волнистые, как у Мии, а глаза темно-синие. Но она вся поблекла от новости. Она опускается на пол, и до приезда врачей они не в состоянии вытянуть из нее ни слова. Когда ее выводят на улицу, она шепчет: «Только не они».
Около пяти утра звонит телефон. Еще не до конца проснувшись, Санна слышит собственный крик «Нет!».
Телефон все не замолкает, она нащупывает его в темноте и сонно произносит в трубку:
– Да? Хорошо, еду туда.
Она встает, впотьмах пробирается к стойке с одеждой и зажигает покосившийся торшер. На стойке висят три пары черных брюк, каждая на своей вешалке, а рядом на полу выставлены три пары черных ботинок. Она вытаскивает полиэтиленовый пакет и достает оттуда новую, даже не распакованную, черную футболку.
На стуле лежат вскрытые счета и уведомления, одно из них прислано муниципалитетом. Она уже знает, о чем там речь. Первое пришло пару месяцев назад. Запрещается использование гаража в качестве жилого помещения, ей необходимо представить доказательства того, что в данном случае нет нарушения.
Она обнаруживает, что уже какое-то время сидит, уставившись в зеркальце Эрика. Это одна из немногих вещей, которые остались у нее после пожара. Огонь сожрал почти все. Дом, который они с Патриком отремонтировали ценой огромных усилий, превратился в выгоревшую скорлупку. Для виновного в случившемся пиромана Мортена Унгера это был отнюдь не первый поджог дома, в котором жили дети.
Она трет
Придя сюда впервые, она обнаружила, что двери заставлены помойными контейнерами. Ржавый замок она срезала болторезом, потом открыла двери, и навстречу ей выпорхнуло целое облако моли, облеплявшей стены гаража изнутри.
Пахло здесь бензином и сыростью. По стенам он намалевал лозунги вроде No gods, no masters [4] и «Анархия – это порядок». А рядом изобразил черного кота, закольцованного в форме круга, – спина выгнулась дугой, клыки оскалены. Она его сразу узнала: Патрик изрисовал им не один листок бумаги и не одну салфетку.
На обшарпанном рабочем столе лежали эскизы, рисунки, заметки и письма к единомышленникам, да еще несколько длинных жалоб в разные инстанции, все бумаги истлели от влаги или были изъедены то ли мышами, то ли насекомыми. Как и лозунги на стенах, их пропитывала ненависть к власть имущим.
4
Ни богов, ни хозяев (англ.).
Ей никогда не нравился его анархизм. Не помогали даже попытки отнестись к этим его взглядам с юмором или представить, что это та забавная непохожесть, которая их сближает. Тем более что его ненависть к государству окрепла в тот период их жизни, когда он остался без работы, а она только-только забеременела Эриком. В общем, именно тогда, когда он был ей особенно нужен. В итоге все это становилось причиной крупных ссор.
Но вскоре после того, как Эрику исполнился год, Патрик в одночасье прекратил рисовать и писать по ночам и больше не вел политические диспуты за ужином. Она просто приняла это как данность, решив, что новая работа помогла ему оставить все в прошлом.
Обнаружив гараж, она поняла, что на самом деле он просто нашел себе убежище вдали от семьи, где мог спокойно предаваться своим фантазиям. По крайней мере, она называла это именно так – фантазии.
Конечно, она могла бы огорчиться, что у Патрика были от нее тайны, что у него был укромный уголок, о существовании которого она не догадывалась. Но вместо этого она просто переехала сюда жить. Всего за сутки она отмыла стены мойкой высокого давления, убралась, свозила старенький «Сааб» на техосмотр, а потом продала свою машину, в которой жила с тех пор, как случился пожар. Она разместила в гараже свои скромные пожитки, обзавелась кроватью и стойкой для одежды. Унитаз уже был установлен в углу гаража – наверное, Патрик сам постарался, он же был сантехником – а в стену была вмонтирована раковина-нержавейка с краном. Если ей нужно было принять теплый душ, она делала это в полицейском управлении.