Девочка по вызову
Шрифт:
– Ей очень понравилось сниматься, - уверял он.
– Особенно ей нравилось заниматься перед камерой анальным сексом.
Я не стала спрашивать его, не обещал ли он ей, что не будет показывать эту кассету никому другому.
Ни за какие деньги мира я не согласилась бы оставить документальное и легкодоступное свидетельство того, чем занималась.
Я с жалостью посмотрела на Софи. Ей бы это тоже не пошло на пользу, но в тот момент я отчаянно жалела, что у меня не было камеры. Мне очень хотелось что-нибудь сделать, чтобы стереть выражение боли с ее лица. Она бы неплохо смотрелась на видеопленке. Многие добропорядочные расисты хорошо относятся
Какое-то время мы молча смотрели фильм, потом Софи сказала что-то об акценте Франца Мак-Дорманда, который она с трудом понимала, и я начала рассказывать о скандинавских поселениях в Миннесоте и в Северной и Южной Дакоте. Постепенно мы снова стали разговаривать. Снег, акценты и даже довольно мерзкие убийства, чередовавшиеся на экране, не имели для нас никакого значения. Мы сидели и в счастливом забвении изливали друг другу свои мысли, как это бывало раньше. Почти так же. «Было очень похоже», как говаривал мой урод-любовник.
Только перед уходом я заметила, что в квартире не хватает мебели. Видно, до этого момента я была слишком занята переменами, произошедшими с самой Софи. Она сразу же отмахнулась от моего вопроса.
– Я просто устроила распродажу, - сказала она.
– Зачем мне был весь этот хлам?
Я оглядывала ставшие незнакомыми гостиную и прихожую, не зная, что на это ответить. Мне было совершенно нечего сказать.
Вишневая этажерка в углу, тяжелый буфет с затейливой резьбой…
– А как же твой стол?
– спросила я наконец.
– Как же ты берешь работу на дом?
Только тогда она рассказала мне, что произошло.
На следующий день, с трудом вытерпев борьбу с бессонницей и напряжением, я пригласила на обед одного из моих коллег по колледжу.
– Честно признаюсь, - сказала я ему по телефону, - не сочти меня расисткой, но я хочу поговорить с тобой именно потому, что ты китаец. Мне нужна помощь, а ты - единственный человек из Китая, которого я знаю.
Генри не обиделся. Он был очень добр и предельно прямолинеен.
– В той ситуации, которую ты описала, у девушки нет никаких шансов. Оставшись в Китае, она никогда не добилась бы ни высокого положения, ни уважения. Да она сама не стала бы этого ждать. Ей мешало бы чувство вины за то, что она навлекла позор на свою семью.
Я уставилась на него во все глаза.
– Она навлекла позор на свою семью? Генри, ее отец надругался над ней, это он во всем виноват!
– Но, к сожалению, реальный мир живет совсем по иным правилам. Даже в нашем предположительно либеральном и ориентированном на равенство полов государстве в случаях насилия и даже иногда инцеста чаще всего обвиняют саму жертву.
Почему Китай должен отличаться от нас?
Генри закусил губу и задумался.
– Возможно, так оно и есть, если оценивать происходящее с точки зрения поступков. Но существуют вещи гораздо более важные. Она рассказала посторонним людям, судя по твоим словам, достаточно, чтобы бросить тень на свою семью. Она не пошла учиться в университет Бейинг, где специально для нее приготовили место. Этот университет считается у нас очень престижным, это наш Гарвард. Своим поступком она нанесла оскорбление не только семье, но и важным людям, возможно членам партии, которые спонсировали ее учебу. Для того чтобы такой девушке, как она, предложили место в этом университете, нужно было договориться со многими людьми. Должно
Я мучительно подыскивала слова для ответа, но никак не могла избавиться от образа Софи, вырвавшейся из ада своего детства и, несмотря ни на что, ставшей «лучшей из лучших». Я была права относительно ее ума.
– Дети в Америке все время так поступают, - наконец нашлась я.
– Наверное, мы здесь относимся к образованию не так серьезно, как в Китае.
Он с жалостью посмотрел на меня. Любая страна мира даст Америке сто очков вперед по системе образования. Генри продолжил развивать свою мысль.
– Дело тут не только в университете. Для нас самое важное в жизни - это семья. Верность семейным традициям считается главной из добродетелей. Дети должны заботиться о родителях так, как те заботились о них. Я могу предположить, что твоя подруга, как бы далеко она ни была от Китая и каких бы ни добилась здесь успехов, по-прежнему мучается от чувства вины и стыда за то, что совершила. Сейчас она должна быть там, в Китае, ухаживая за постаревшими родителями. Для нас забота о тех, кто растил нас, - это честь. Именно мудрость и жизненный опыт родителей определяют то, кем она стала.
Я отодвинула в сторону сандвич. У меня пропал аппетит, и мне не хотелось вот так сидеть и нервно теребить в руках хлеб.
– Она вряд ли это осознает. Во всяком случае, она об этом не говорит, - сказала я.
– Наверное, я не знаю, о чем она думает.
– Тем не менее, ты так беспокоишься о ней, что пригласила меня на разговор.
– Глаза Генри излучали тепло и почти сострадание.
– Я не умею предсказывать поведение, к тому же твоя подруга ведет себя нетипично для китаянки, поэтому мне сложно сказать, что она может сделать дальше. Но мне неприятно тебе это говорить… - Он отвел глаза, потом снова посмотрел на меня.
– То, что я сейчас скажу, многим не нравится и даже считается архаизмом. Многие люди убеждены, что такого не должно больше происходить, но если человек, особенно женщина, делает что-то, скажем так, неправильное, то единственным способом… - Он замолчал, пытаясь подобрать правильное слово. Потом, извиняясь, с легкой улыбкой сказал: - Мне не хватает словарного запаса для обсуждения таких тем.
Я попыталась ему подсказать:
– Ты хочешь сказать, способом получить прощение?
Он нахмурился. Эти слова явно не выражали того, что он имел в виду.
– Стереть то, что было сделано, - проговорил он наконец, по-прежнему не удовлетворенный определением.
– Смыть позор, очистить душу. Так вот, для этого такой человек должен лишить себя жизни, совершить самоубийство.
– Он замолчал.
– Я сказал об этом потому, что если ситуация настолько серьезна, что так тебя обеспокоила, то, возможно, твоя подруга выберет именно этот путь.
– Он пожал плечами, затем промокнул губы салфеткой и встал.
– Мне пора идти, у меня в час практикум в лаборатории, - произнес он извиняющимся тоном.
– Если у тебя возни кнут еще вопросы - обращайся.