Девочка по вызову

Энджелл Джаннетт

Голос Персика прервал мою воображаемую лекцию.

– Джен! Джен, ты меня слышишь?

– Да, Персик, все нормально, - быстро ответила я.
– Забудем об этом. С Рождеством тебя!

– И тебя с Рождеством.

Через три часа я сидела за круглым семейным столом с Луисом и его родителями, изо всех сил стараясь поддержать оживленную беседу. Я была вымотана до предела, у меня болела голова, и меня невыносимо раздражал Луис, пытавшийся эффектно преподнести меня своим родителям, будто он был метрдотель, а я - блюдо дня.

– Милочка, Луис говорил

нам, что вы - профессор университета, - сказала его мать, пристально глядя на меня. Я знала, что она тоже обладала этим званием в своем родном Эквадоре.

Выйдя замуж за отца Луиса, венесуэльского дипломата, она оставила науку.

– Да. Правда, сейчас я просто читаю лекции. Надеюсь, в скором времени меня возьмут в штат постоянных сотрудников.

– Какова сфера ваших исследований?
– спросил меня отец Луиса, впервые за весь вечер оторвав взгляд от тарелки с недожаренной говядиной.

Перед тем как ответить, я сделала глоток вина.

– Докторскую степень я получила по антропологии. А сейчас читаю лекции по… - Луис пнул меня под столом, и я закашлялась, правда, недостаточно убедительно.

Его мать не заметила этой заминки либо решила не обращать на нее внимания.

– Так что за лекции вы сейчас читаете?
– спросила она.

Я беспомощно посмотрела на Луиса, но он ничего не сказал и не пришел мне на помощь каким-либо другим способом, поэтому мне пришлось говорить правду.

– Я веду три курса по социологии, предложенные мне университетом, и два по предложенной мной теме.
– Я предпочла не вдаваться в детали и молча молилась, чтобы они не стали задавать дополнительных вопросов. Поскольку я не особенно доверяла результативности своих молитв, то предпочла перейти к другой теме разговора.

– Луис рассказывал мне, что вы много путешествуете. У вас есть какие-нибудь планы на ближайшее будущее?

Луис наконец очнулся и ответил за своих родителей.

– Они собираются в феврале поехать в Австралию, - сказал он.
– Мама, говядина сегодня просто замечательная!

– А по каким конкретно темам вы ведете занятия?
– спросил его отец, проявляя неколебимое желание придерживаться выбранной ранее темы. Что за неудобная черта характера!

Я промокнула губы льняной салфеткой и ответила:

– Темы звучат следующим образом: «Смерть: процесс и результат», «Жизнь в психиатрической клинике» и «История и социология проституции». Кстати, Луис прав, говядина действительно бесподобна.

Его мать выглядела ошеломленной.

– Однако, вы выбрали необычные темы, - неуверенно произнесла она.

– Судя по названиям, это пустая трата времени, - высказался отец, по-прежнему не поднимая глаз от тарелки.

Внезапно я почувствовала сильный гнев.

Меня разозлила его быстрая и бездумная оценка - похожая на ту, которую мужчины все эти века так легко давали происходящему.

Ссылки и заключения в лечебницы, которые ничем не отличались от тюрем, безо всякой надежды на освобождение или оправдание. Женщины, вынужденные заниматься проституцией и умиравшие

от рук своих же клиентов, мужчин, старающихся скрыть следы одного преступления с помощью другого. Брошенные, измученные и напуганные дети, оставленные один на один с этим странным и жестоким миром потому, что их родителей лишили права на опеку над ними да и на само существование. Потерянные души забытыми голосами взывали к моим студентам и рассказывали о своих мучениях, смерти и унижениях, ставших возможными благодаря такой же легкой и бездумной оценке, данной им кем-то из самовлюбленных, заносчивых самцов, один из которых сидел прямо передо мной, ел свой бифштекс и старательно избегал любой мысли, способной хоть чем-то побеспокоить его узкий мирок.

Я решила стать представителем и голосом загубленных душ и, создав программу этого курса, открыла правду об их жизни тем, кто, как я надеялась, мог это осмыслить и оценить. Эти темы не должны были заинтриговать декана факультета, или гарантировать мне место в постоянном преподавательском составе, или заинтересовать другие учебные заведения, чтобы они приглашали меня в качестве лектора. Конечно, я надеялась, что они помогут мне всего этого добиться, но в тот рождественский вечер поняла, что это не произойдет никогда.

Я возвращала историю тем, у кого ее отняли. Я обеляла честь и достоинство тех, кого лишили их при жизни. Я сеяла сострадание к ним в сердцах молодых людей, которые могли использовать эту информацию для оказания помощи тем, кто в ней нуждался: бездомным, умственно не здоровым, забытым и брошенным людям.

И проституткам.

Я глубоко вдохнула и произнесла как можно спокойнее:

– Простите, но я должна срочно уйти.

Закрывая за собой дверь, я пыталась угадать, сколько времени понадобится Луису, чтобы снова со мной заговорить.

* * *

После Рождества я больше не созванивалась с Фредди, да и вообще заказов было очень мало. Луис уехал с родителями навестить престарелую кузину куда-то под Нью-Йорк. Мне не нужно было готовиться к занятиям и проверять студенческие работы, и я заскучала. Мне было настолько плохо, что я даже сделала маникюр!

В итоге я позвонила Персику просто для того, чтобы с кем-то пообщаться.

– Что у нас происходит?
– Мне не помешала бы работа, потому что я потратила слишком много денег на рождественский подарок Луису: часы «Патэ Филипп».

Теперь я даже не знала, будет ли у меня возможность подарить их тому, кому они предназначались.

– В общем, ничего, Джен. Ты же знаешь, между Рождеством и Новым годом у нас всегда затишье.

– И что, нет никаких заказов?
– настаивала я. Да, согласна, я была почти в отчаянии. На другом конце провода раздался вздох.

– Ну, мне тут пришлось отказать клиенту, который хотел двадцатилетнюю азиаточку. Ты хочешь к нему поехать?

– Нет, конечно. Я просто испытываю твое терпение. Позвонишь мне, если что-нибудь наметится?