Девочка у моря
Шрифт:
– С вами общаться! Или… вы против и чем-то другим заняты?
– Нет, я не против.
Звонцов кашлянул, пытаясь скрыть радость в голосе.
Которая взялась не пойми откуда.
– И ни чем не занят.
Девочка улыбнулась.
– Точнее, не так. Я занят, и очень серьезно.
Она молчала, ожидая продолжения.
– Я занят тобой. Не знаю, что там у тебя случилось, это не мое дело. Но тебе нужна помощь, которой неоткуда получить. Не знаю, получится ли у меня, но я стараюсь, как могу.
– Уже получается… – очень тихо ответила Саша.
Шагнула
Он такого не ожидал – хотя ничего иного ожидаться и не могло.
– Ну будет тебе… будет… – пробормотал он, сердясь на себя за такое развитие событий. – Все хорошо. Звонить сегодня пойдем?
– Звонить…
Девочка отпрянула, посмотрела в угол потолка.
– Сегодня нет. Там у него… ну неважно. Можно, я просто рахат-лукума у вас пожую?
– А почему нельзя?
Он пожал плечами, в очередной раз поняв, что у Саши все не так просто, как казалось.
– Для тебя покупано. Открывай бар, доставай, распечатывай.
– Вот это жизнь! – опять повеселев, она схватилась за ручку холодильника.
И тотчас раздался стук в дверь.
– Вы кого-то ждете? – шепотом спросила Саша, округлив глаза.
– Тебя уже дождался, больше никого.
Стук повторился.
– Бабуля пронюхала…
Она поднесла ладони к щекам.
– …Сейчас будет кирдец котенку…
– Откуда ей знать, что ты именно тут? – спросил Звонцов.
Улыбаясь легко, но внезапному визитеру не радуясь.
– Нас тут нет… – продышала Саша.
В дверь постучали еще раз, потом в замке заскрежетало, хотя тот не был заперт.
– Это горничная!
Он вскочил с кровати, на которой сидел по причине отсутствия места.
Шагнув к двери, приоткрыл щелочку, показал турчанке часы и поднял палец. Она кивнула с улыбкой и покатила дальше свою тележку со швабрами.
– Отбой воздушной тревоги, – сказал он, вернувшись к Саше. – Тут убирают, когда бог на душу положит. То после завтрака, то в обед, то вообще перед ужином.
– Уффф… – она опустилась на стул, где на спинке так и висела его нестиранная футболка. – А я уж перетрусилась не на шутку.
– Она пошла в соседний номер. Но сюда все равно вернется. Покоя не даст, да и вряд ли хорошо, если тебя тут застанет.
– Я тоже так думаю, – Саша кивнула со взрослым видом. – Хотя мы ничего такого не делаем. Ни такого, ни вообще.
– Пойдем на улицу, – предложил Звонцов, не заостряя внимания на «такого» – «не такого». – Не звонить, просто погулять. На скамейке посидим, где тебе вчера понравилось?
– А коробку с лукумом с собой возьмем, да?
– Зачем с собой?
Он улыбнулся, счастливый донельзя.
И даже не удивленный, что для счастья требовалось так мало: найти человека, которому он мог принести реальную пользу.
– Магазин навряд закрылся, купим еще. Этот пусть лежит про запас.
Саша просияла. Потом уставилась на свои сланцы и проговорила, не глядя на него:
– А можно, я опять вашего «Пегаса» надену?
– Можно, – Звонцов кивнул. – Валяй, как хочешь. Снимай свои ослепительные наряды, надевай мой старый пегас. Все для тебя – и любовь, и мечты! Жду в коридоре.
13
Наутро, встав в постели, с удовольствием умывшись и одевшись, он встал перед зеркалом и впервые за невесть какое время посмотрел на себя.
Над комодом возвышался брутальный мужчина, который весьма понравился профессору Звонцову.
Точнее, не брутальный, этого качества в нем не имелось никогда, а экспрессивный. Сжатый в кулак, но готовый хоть сей же час отдать в достойные руки всю свою энергию.
Чем-то имманентным, глубоко внутренним – а не только могучим ростом, благородной осанкой, сдержанной прической и выразительными чертами умного лица – напоминающий почти списанного ныне со счетов поэта Владимира Маяковского.
Без всяких намеков на судьбу, а общей аурой облика.
Подмигнув титану рубленых строк, Звонцов поспешил к морю.
Саша ждала его на прежнем месте – именно ждала, поскольку обернулась, не дав пройти последний десяток шагов.
Поблизости никого не виднелось; суровая бабушка пребывала в счастливом неведении относительно своей внучки.
Они до самого завтрака стояли рядышком у кромки прибоя и разговаривали на разные темы: от выяснения причины, по которой утренний турок носил свои булочки не в сумках, а на голове, до обсуждения достопримечательностей далекого Омска, известных Звонцову лишь понаслышке, а Саше неизвестных вовсе.
После обеда, законно прикрывшись фитнес-центром, девочка, пришла к нему – не дожидаясь визита горничной, они отправились за территорию.
Навестили магазин с восточными сладостями, потом сидели на той же скамейке. Болтали о всякой всячине и обнимались с целомудренной нежностью, хотя на этот раз для утешений поводов не имелось.
И так прошло несколько дней, слившихся в один, повторяющийся вновь и вновь.
Общение с девочкой не надоедало Звонцову. Напротив, он находил в себе какую-то неожиданную радость от того, что может привнести в ее очевидно не очень солнечную жизнь хотя бы кратковременный свет. Этот свет отражался в нем самом – так, как не отражался уже давно.
Профессор умел и любил общаться с молодежью. Со своими студентами… а еще больше со студентками. Да, со студентками особенно, он не стеснялся признаться в том самому себе, поскольку не видел в том ничего из ряда вон выходящего, пока дело не выходило из границ. Он был нормальным мужчиной со всеми нормальными – хоть и профессионально загнанными в подсознание – желаниями. Ну если не желаниями, то хотя бы откликами. Тем более, что ему было не восемьдесят лет, а почти вдвое меньше. Споря с коллегами, он всегда утверждал, что общение мужчины с женщиной, даже если этот мужчина – преподаватель, а эта женщина – девчонка и вчерашняя школьница, имеет под собой чувственную основу. И что противоестественно, когда этой основы нет.