Девочка-ворона
Шрифт:
– Но ведь подобное приключается регулярно? – произнес Микаэль, поглаживая ее по руке. – Конечно, нельзя продолжать работу с пациентом, который тебе угрожает.
София попросила обнять ее.
Позже, лежа на плече Микаэля, она в полумраке спальни различала рядом тень от его профиля.
– Несколько недель назад ты спрашивал, не хочу ли я поехать с тобой в Нью-Йорк. Помнишь? – Она погладила его по щеке, и он повернулся к ней.
– Разумеется. Но ты сказала, что не хочешь. Ты передумала? Если хочешь, я прямо завтра раздобуду билеты.
Она слышала,
– Мы с Лассе были там в прошлом году и…
– О’кей, понятно. Но мы можем поехать куда-нибудь в другое место. В Лондон или почему бы не в Рим? Я никогда…
– Дорогой, не перебивай меня, – осторожно попросила она. Почему он не понимает, как ей трудно?
– Прости, я просто очень обрадовался. Что ты хотела мне рассказать?
– Ну, в той поездке мы с Лассе всерьез сблизились. Не знаю, как сказать, но казалось, будто мы впервые по-настоящему увидели друг друга. А потом меня кое-что очень напугало. Не то, что произошло тогда, а то, что произошло потом.
– Ты уверена, что мне это будет интересно?
– Не знаю. Но для меня случившееся очень важно. Я хотела иметь от него ребенка, и…
– Вот в чем дело… И это должно меня интересовать? – Микаэль вздохнул.
София рассердилась, скатилась с его плеча и потянулась к прикроватной лампе. Зажгла свет и села, а Микаэль, скорчив гримасу, прикрыл лицо рукой.
– Очень слепит, ты не можешь погасить?
Она обиделась на его безразличие, но погасила лампу и заползла ему за спину.
– А ты хочешь ребенка, Микаэль? – спросила она чуть позже.
Он взял ее руку и положил себе на грудь.
– Мм… пожалуй, только не сейчас.
Ей вспомнились слова Лассе. В течение десяти лет он всегда говорил: “Только не сейчас”. А в Нью-Йорке вдруг решился.
В серьезности его намерений на тот момент она не сомневалась, несмотря на то что по возвращении домой все изменилось.
О произошедшем потом ей думать не хотелось. Как люди меняются, и иногда кажется, будто в каждом человеке присутствует несколько версий той же личности. Лассе был ей близок, он сам ее выбрал. Вместе с тем существовал другой Лассе, оттолкнувший ее от себя. Фундаментальная психология в чистом виде, думала она. Однако ее это все равно пугало.
– Микаэль, есть ли что-нибудь, чего ты боишься? – тихо спросила она. – Что-нибудь, что тебя особенно пугает?
Он не ответил, и она поняла, что он уснул.
Она немного полежала, размышляя о Микаэле.
Что она в нем нашла? Красивый.
Похож на Лассе.
Он заинтересовал ее, несмотря на то что производил впечатление человека заурядного. Или как раз благодаря этому.
Классическая мещанская среда. Вырос в Сальтшёбадене [47] , в окружении папы, мамы и младшей сестры. Надежно и уютно. Никаких проблем с деньгами. Школа и футбол, а затем вперед, по папиным стопам. Сказано – сделано.
47
Сальтшёбаден – живописный пригород Стокгольма.
Незадолго
Смерть папы оставалась открытой раной. Они явно были очень близки. С мамой и сестрой она встречалась лишь однажды.
Она уснула у него за спиной.
В половине четвертого утра она проснулась, обливаясь потом. Третью ночь подряд ей снилась Сьерра-Леоне, и снова заснуть после этого было невозможно. Микаэль спал рядом крепким сном, и она осторожно встала, стараясь его не разбудить.
Он не любил, когда она курила в квартире, но она включила на кухне вытяжку, села и зажгла сигарету.
Думая о Сьерра-Леоне, она взвешивала, правильно ли поступила, отказавшись проверять факты для издательства.
Это могло бы стать более умным и осторожным шагом на пути к преодолению пережитого, чем встреча с глазу на глаз с ребенком-солдатом, таким как Самуэль Баи.
Сьерра-Леоне стала для нее разочарованием во многих отношениях. Она так и не сумела сблизиться с детьми, которым предполагала помочь начать лучшую жизнь. Ей запомнились их пустые лица и отвращение к сотрудникам миссий. Она быстро осознала, что являлась для них одной из “других”. Взрослая белая чужестранка, которая, вероятно, больше пугала, чем помогала. Дети кидали ей вслед камни. Они полностью утратили доверие к взрослым. Никогда еще она не чувствовала себя настолько бессильной.
А теперь она потерпела неудачу с Самуэлем Баи.
Разочарование, подумала она. Если Сьерра-Леоне стала для нее разочарованием, то ее жизнь в данный момент, семь лет спустя, представлялась ей не менее крупным разочарованием.
Она сделала несколько бутербродов и, запивая их соком, размышляла о Лассе и Микаэле.
Лассе ее предал.
А Микаэль, он тоже стал разочарованием? Ведь у них все начиналось так хорошо.
Неужели их разносит в разные стороны еще до того, как они успели сблизиться по-настоящему?
По сути дела, нет никакой разницы между ее работой и личной жизнью. Лица стали сливаться. Лассе. Самуэль Баи. Микаэль. Тюра Мякеля, Карл Лундстрём.
Все вокруг нее чужаки.
Ускользают от нее, выходят из-под контроля.
Она опять подсела к плите и закурила новую сигарету, глядя, как дым исчезает в вытяжке. Маленький магнитофон лежал на столе, и она потянулась за ним.
Час был уже очень поздний, и следовало бы попробовать поспать, но она не смогла устоять перед искушением и включила магнитофон.
…всегда боялся высоты, но ему так хотелось прокатиться на колесе обозрения. Если бы не он, ничего бы не случилось, а он к тому времени уже говорил на сконском диалекте, повзрослел и научился хорошо зашнуровывать ботинки. Черт, как трудно вспоминать. Но он был чертовски избалован, ему вечно требовалось добиваться своего.
София почувствовала, что расслабляется.
Когда начинаешь засыпать, мысли обретают полную свободу.
Дверь