Девочка-ворона
Шрифт:
Дни в Нью-Йорке начинают превращаться в туманные воспоминания о мечте. Его близость, доверительность между ними, день, проведенный на Кони-Айленде, – все исчезло.
Мечта сменилась серыми, предсказуемыми буднями, в которых они с Лассе только ходят мимо друг друга, словно тени.
Она думает о том, насколько откровенно он воспринимает ее как данность. Он даже забыл о том, что они собираются завести ребенка. Ей этого не понять.
Она чувствует, что скоро взорвется.
– Да, София, я хотел тебе кое-что сказать, – произносит
Он тянется за соком, нерешительно поглядывая на нее, и наливает сперва ей, потом себе.
– Ты же знаешь, немцы никогда не отдыхают. Даже на Рождество и Новый год.
Тут она не выдерживает.
– Черт возьми, и тебе, конечно, опять придется подставиться! – кричит она, кидая в него газетой. – На празднике середины лета ты отсутствовал. На день Люсии тоже. А теперь еще Рождество и Новый год! Так больше продолжаться не может. Ты же, черт подери, шеф и должен уметь передавать свою работу в праздники другим!
– София, дорогая, успокойся.
Он разводит руками и качает головой.
Ей кажется, что он ухмыляется. Не принимает ее всерьез, даже когда она выходит из себя.
– Это не так легко, как ты думаешь. Если я повернусь к ним спиной, позади меня все рухнет. Немцы, конечно, толковые, но не особенно самостоятельные. Ты же знаешь, они любят закон и порядок и маршировать ровными шеренгами.
Он усмехается и пытается с улыбкой приблизиться к ней. Но она по-прежнему вне себя от ярости.
– Возможно, во время твоего отсутствия кое-что рушится за твоей спиной не только в Германии.
– Что такое? Что ты имеешь в виду?
У него вдруг делается испуганный вид.
– Что ты имеешь в виду, говоря “рушится”? Что-нибудь случилось?
Он реагирует не так, как она ожидает, и ее злость сходит на нет.
– Нет, я не знаю, что имела в виду, я просто безумно рассердилась и огорчилась оттого, что снова придется справлять праздники в одиночестве.
– Понимаю, но ничего не могу поделать, – говорит он, встает, поворачивается к ней спиной и начинает убирать продукты в холодильник. Внезапно возникает ощущение, что он бесконечно далек от нее.
Позже, когда он принимает душ, она делает то, чего никогда не делала за десять лет, что они вместе.
Она идет в прихожую и вынимает из кармана его пиджака рабочий телефон. Тот, в котором, находясь дома и в отпуске, он всегда отключает звуковой сигнал. Она снимает блокировку и добирается до исходящих звонков.
Первые четыре – немецкие номера, но пятый оказывается номером в стокгольмском регионе.
Еще несколько немецких номеров и опять тот же стокгольмский номер.
Она прокручивает дальше: регулярно встречается тот же номер. По датам ей видно, что он звонит кому-то в Стокгольме по нескольку раз в день.
Судя по звукам
Он что-то скрывает.
Она чувствует, как возвращается злость.
Из прихожей ей слышно, как он открывает кран в раковине, собираясь бриться. Обычно это занимает у него около пяти минут.
Она снова достает телефон, находит тот незнакомый номер и нажимает на вызов, косясь на дверь ванной комнаты.
Ей отвечает мягкий женский голос:
– Привет, дорогой! Ты же говорил, что будешь занят… София холодеет.
– Алло… Ты здесь? – Голос звучит радостно.
Она нажимает “отбой”.
Садится за кухонный стол.
“За моей спиной? – думает она. – За моей спиной все рушится”.
Лассе выходит с полотенцем вокруг талии и, улыбнувшись ей, идет в спальню одеваться. Она знает, что, закончив туалет, он обязательно поставит кофе.
Открыв холодильник, она достает пакет с молоком и выливает содержимое в раковину. Потом запихивает пустую упаковку в мусорное ведро.
Он приходит на кухню.
– Если хочешь кофе, тебе придется пойти и купить молока. Оно закончилось.
– Как это закончилось? Ведь я вчера купил новый пакет.
– Откуда мне знать, я молоко не пью. В любом случае его нет.
Он со вздохом открывает холодильник, чтобы убедиться, что она говорит правду.
– Если я пойду за молоком, тебе придется пока поставить кофе.
Услышав, что дверь захлопнулась, она выходит в прихожую и видит, что он просто надел свитер. Пиджак остался висеть на месте.
Она достает телефон и видит два пропущенных звонка.
Вероятно, звонила незнакомая женщина, но посмотреть она не решается, поскольку тогда звонки исчезнут с дисплея.
Она доходит до папки с сообщениями и открывает принятые эс-эм-эс.
Прочтя около тридцати сообщений, которыми обменялись за несколько месяцев Лассе и неизвестная женщина, она чувствует, что силы покидают ее.
Квартал Крунуберг
Подземный туннель, именуемый “коридором вздохов”, соединяет здание Управления стокгольмской полиции со зданием суда и является для арестованных промежуточным этапом перед судебным разбирательством. Он имеет под землей множество ответвлений и, как говорят, не раз становился местом самоубийства.
Карл Лундстрём пытался повеситься в камере следственного изолятора и теперь лежал в коме.
Жанетт Чильберг знала: это означает, что расследование его преступлений, вероятно, никогда не удастся довести до конца.
В тот же вечер, когда произошла попытка самоубийства, о ней сообщили в телевизионных новостях, и несколько профессиональных болтунов уже посетовали на отсутствие должной безопасности в пенитенциарной системе. Досталось даже психологам, поскольку те дали ошибочное заключение, что Лундстрём не склонен к самоубийству.