Девочка. Девушка. Женщина
Шрифт:
– Что?
– Если Есения вернулась сюда, она будет регулярно выходить на сцену. Это же не означает, что мы должны забить на светскую жизнь, правда?
Глава 18.3
Глава 18.3
– Совершенно точно не означает, – уже увереннее кивнула Катя. И вдруг улыбнулась той теплой улыбкой, которая мне так нравилась. – Извини меня. Я сама не знаю, что со мной происходит. Наверное, это гормоны.
– Ну-ну, – по-доброму хлопнул ее по заднице.
– Я тебе говорила, что люблю тебя?
– Пару раз.
На самом деле Катя говорила регулярно.
– Я тебя люблю! Ты мне чем-то папу напоминаешь, он был такой же, как ты: неравнодушный, надежный, добрый…
Поток приятностей прервало громкое урчание в Катином животе.
– Боже, я опять проголодалась.
– Вот и славно. Пойдем, буду тебя кормить.
– Еще и забо-о-отливый, – добавила она, расплакавшись. И руками замахала, дескать, не обращай внимания. А я обращал, и ценил.
Мы поели прям в кровати, включили на ютьюбе научный фильм про этапы развития ребенка в утробе. На Катином сроке у малыша уже сформировались ножки и ручки. Это было так умильно. Почему-то вспомнилось, как перед самым нашим расставанием у Есении произошла задержка, и она чуть с ума не сошла, пока не выяснилось, что это всего лишь сбой цикла.
– Вершинин, твой ребенок меня измотал. Я засыпаю.
– Это не он, – улыбнулся. – Это я! Спи.
И так сладко Кате спалось, что она даже не пошевелилась, когда я уходил. Пользуясь тем, что мы внепланово прилетели на материк, я решил разгрести накопившиеся здесь дела. Потому что потом у нас был запланирован отпуск. Традиционный медовый месяц на островах.
«Надеюсь, ты не забыл, что спектакль начинается в два? Ищи нас в фойе. Увидишь самую шумную группу – это мы, даже не сомневайся!» – прислала Катя сообщение ближе к обеду.
Я улыбнулся, представив ее в толпе галдящей детворы. Строгий голос, смешливые глаза. Все точно так, как в день нашей первой встречи. Я был приглашен с речью на школьную линейку, где она была ведущей. И уже тогда у меня мелькнула мысль, что эта женщина создана для того, чтобы стать матерью.
Катя преувеличила, когда сказала, что ее класс будет самым шумным. Я в первый раз был на дневном спектакле, и никогда еще на моей памяти здесь не стоял такой гвалт. Кажется, не только Катина школа решила организовать детям культурную программу на каникулах. Впрочем, стоило спектаклю начаться, как зал притих. И в этой наступившей посреди музыки тишине существовала только она… Есения. Как и сотни присутствующих в зале зрителей, я смотрел на нее не дыша. Но если все другие были подчинены той магии, которую Есения творила на сцене, то я тупо боялся, что она просто рассыплется на очередном прыжке – такой она была худенькой. Мне хотелось встать и заорать на дирижера – прекратите, заканчивайте эту хуйню. Вы что, блядь, вообще слепые? Не видите, в каком она состоянии? Так ее костюм, состоящий из лифчика и шаровар, наглядно демонстрировал форму! Но это же не мое дело, так? Я убеждал себя в этом. И в антракте пошел, как и все, в буфет, а не на разборки с худруком…
Когда с первыми аккордами ужасно печальной и ужасно красивой мелодии, ей богу, чем-то напоминающей похоронный марш, Есения начала танцевать вариацию Никии, зал снова замер. А я, наоборот, встал, потому что мое терпение кончилось.
– Ты куда? – изумилась Катя. Я на секунду замедлился, обернулся как раз в тот момент, когда что-то со странным звуком хрустнуло, и одна из составляющих декораций рухнула на сцену.
Глава 19.1
Глава 19.1
–
В зале поднялась паника. Все волновались. И какого-то черта никто не додумался включить свет в партере. Толпа шумела, кто-то истерил, кто-то стал пробираться к выходу. Будто боялись, что после обрушения декораций им на голову рухнут стены. На сцене же вообще творилась полная неразбериха. Я оглянулся. Все кругом замедлилось. Картинка прокручивалась перед глазами, будто в чертовом слоу-мо. А каждое даже самое простое движение стоило мне всех сил – я барахтался в густой смоле животного парализующего ужаса. Что если… Что если она… И моим последним воспоминанием о ней станут переполненные болью глаза в заляпанном грязью окне такси?
– Оставайтесь с детьми здесь, чтобы не попасть в толкучку, – рявкнул я и побежал, безжалостно расталкивая локтями попадающие под руку препятствия. Органы чувств вдруг до предела обострились. Всякий шорох, каждое движение вокруг приобрели детальную четкость.
– Верх! Ты куда? Где твоя охрана? Тут непонятно че происходит. Может, теракт. Вылил бы ты отсюда, – сквозь грохот крови в ушах до меня донесся знакомый голос. Точно! Семен… Он же в нашем крае по силовой части главный. Еще что-то говорит. Губы шевелятся, но я уже не слышу… Не слышу.
– Там Есения, – хриплю я, рывком сбрасывая с плеча руку Шведова. – А там Катя со своим классом. Проследи, ладно, чтобы они нормально эвакуировались? – прошу и несусь вперед. Семен, кажется, матерится, но мне плевать. Пусть займется делом. А я – взрослый дядя, как-то разберусь, что да как.
– Осторожно! Вот тут тяните…
Присоединяюсь к работникам сцены, которые пытаются своими силами разгрести завал. Отбрасываю прочь куски гипсокартона, кажется, это была колонна. Вытаскиваем пострадавших. Их не так много. Сердце гремит в ушах. Я как робот, нащупавший новый предел возможностей – кажется, все смогу. Руки что-то делают, а в голове проносится – «Боже мой, боже, пожалуйста… Ничего же никогда у тебе не просил. Даже когда по просьбе местных выстроил новых храм, даже там, на освящении, где был самым почетным гостем, не просил. Потому что не верил ни хрена же. Вообще ни во что такое. Вот в себя – да. Это другое дело. Но теперь… Пожалуйста, боже. Просто, мать его, пожалуйста, а?».
– Здесь Есения.
Я попытался пролезть, чтобы вытащить ее из-под обломков.
– Стой! – рявкнул кто-то за спиной. Отмахнулся от него, как от мухи, и продолжил свое. Если как-то скинуть вон ту металлическую конструкцию, то... – Да стой же ты, твою мать.
В спину вцепились чьи-то руки. Оглянулся посмотреть, что там за бессмертный. В дурацком костюме и макияже на меня смотрел Руслан.
– Ее нельзя сдвигать с места. Если поврежден позвоночник… – нерв у него на щеке дернулся, и это было заметно даже через толстый слой грима. Дурость – но полоснуло ревностью. Потому что не хер за мое переживать. – Вы слышите меня? Эй!
Кивнул резко, потому что, конечно, сопляк был прав. Я и сам в курсе, что нельзя. Просто… Это так невыносимо, что она там, без сознания. Или даже…
– Есения, Сенечка, девочка… – позвал я, чувствуя, как что-то горячее касается щек. – Малыш, пожалуйста, слышишь, открой глазки…
– Артур, – раздался за спиной напряженный голос, – Артур, милый, там врачи! Дай им пройти.
Я коснулся дрожащими руками сцены, помогая себе встать. Зарылся пальцами в волосы.
– Не волнуйся. Ей обязательно помогут.