Девочка. Книга вторая

Violator Aka Dave Gahan Admirer

Облокотившись о перила с бокалом сока, я наблюдала за черно-белой толпой внизу, и мне казалось, что я вижу шахматное поле, где велась хитросплетенная партия под завораживающую музыку. Барретт, как опытный гроссмейстер, тонко и искусно управлял черными и белыми фигурами, и только мой яркий наряд не давал мне возможности понять, за чью сторону играю я, и в каком звании. Может быть, я была вне игры? Одно я знала наверняка — этот красный узор был мне подобран не просто потому, что Барретт хотел обозначить меня, как свою спутницу. Нет, слишко романтично для Дьявола — он всегда был прагматиком и преследовал свои цели. Только какие? Может быть, он хотел, чтобы я кровавым

пятном была всегда у него на виду среди этого черно-белого королевства, или это был мой очередной экзамен на выживание в его мире? Или, может быть, это провокация специально для Назари? В любом случае, я приняла условия игры и, несмотря на то, что мне были неизвестны все правила этого квеста, я не планировала отступать или убегать от трудностей, как испугавшийся Малек. Я хотела интегрироваться в мир мужчины, которого любила, оставаясь при этом собой.

— Мир я сравнил бы с шахматной доской, — услышала я за спиной и резко обернулась.

В паре ярдов от меня стоял Назари и, небрежно облокотившись о леер одной рукой, столь же непринужденно держал свой бокал в другой руке.

Глава 37

— Простите? — переспросила я, краем глаза не выпуская из виду ближайшую пару в нескольких ярдах от нас.

— Мир я сравнил бы с шахматной доской: То день, то ночь. А пешки? — мы с тобой, — читал Назари рубайи, медленно приближаясь. — Подвигают, притиснут, — и побили; И в темный ящик сунут на покой, — произнес он последнюю строку, подходя вплотную ко мне.

Мне было неуютно рядом с этим человеком, и я вполне могла сейчас извиниться и уйти, придумав благовидный предлог. Но я чувствовала, что мой уход смотрелся бы бегством, трусостью, а это было не так — я не боялась и не хотела давать Назари повод ошибочно считать, что он вселял в меня страх. Приняв решение остаться, я любезно улыбнулась и продолжила эту беседу.

— "Когда игра заканчивается, Король и Пешка падают в одну и ту же коробку", — согласилась я с Омаром Хайямом итальянской пословицей.

— Вы бывали ранее в Азии?

— Нет, я впервые в этих краях.

— Нравится?

— Нравится, конечно, и безумно интересно. Культура, традиции, менталитет — очень отличаются от наших и европейских.

— К азиатскому менталитету и традициям нужно привыкнуть, — кивнул Назари, — но современный Сингапур очень отличается от своих соседей. Ли Куан Ю изменил до неузнаваемости это государство.

— Чем именно его политика так отличительна? — я вспомнила, как имя Премьер-министра называл Ричард.

— Вас и правда это интересует?

— Очень, — кивнула я.

— Начнем с самой личности Ли Куан Ю. Я читал его мемуары, и он сам называл себя в них "a great believer in violence" (великий сторонник насилия).

— Как-то не похоже на начало сказки, — заметила я.

— Здесь нужно рассматривать все аспекты. Я долгое время живу в Сингапуре и досконально изучил историю этой страны. Сингапур изначально расположен очень неудачно. Здесь нет ни ресурсов, ни питьевой воды. Ли Куан Ю получил убогую страну, которая была обречена либо на коммунистический переворот, либо на завоевание соседями. Преступность колоссальная, структура погрязла в коррупции. Плюс территориально — идеальная транзитная точка для провоза наркотиков.

— Нелегкая задача, — кивнула я.

— Согласен. И в первую очередь Премьер взялся за преступность: упрощается суд и применяется так называемый "Internal Security Act", —

внезапно он остановился и внимательно посмотрел на меня: — Вам вероятно это будет неинтересно слушать.

— Очень интересно! — возразила я.

— Вы благодарный слушатель, — улыбнулся он и продолжил: — Чтобы, например, посадить члена триады, достаточно было трех анонимных свидетелей, которые тайно давали показания и подсудимого закрывали на два года без суда и следствия. Через этот срок рассматривали его дело вновь. За провоз наркотиков — смертная казнь, взяточничество — смертная казнь, любое правонарушение — штраф или палочные наказания, кстати сохраненные до сих пор.

— Диснейленд со смертной казнью… — вспомнила я слова Ричарда.

— Вы читали Гибсона?

— Нет. Просто слышала это выражение, — честно призналась я.

Назари как-то многозначительно улыбнулся, а я, уводя араба от рассуждений о том, где я это слышала, спросила:

— Допустим… но как поднять экономику? Здесь недостаточно просто жесткой руки…

— Транснациональные корпорации. В то время, как вся Азия боялась внедрения иностранных капиталов, Премьер первым привлек штатовские инвестиции, создав выгодные условия и впоследствии сделав Сингапур крупнейшим финансовым хабом.

— Сделал ставку и выиграл.

— Он создал принципиально новую модель государства, — кивнул в знак согласия Назари. — По сути, Сингапур — это богатейшая высокофункциональная корпорация, а его жители — состоятельные акционеры…

— С высоким уровнем жизни, как в сказке, — в задумчивости произнесла я.

— Да, как в сказке, — согласился он. — Но у яркой красивой медали есть оборотная сторона. Гибсон в своей скандальной статье называл Сингапур азиатским Цюрихом, где прочно укоренился конформизм, отсутствие креатива и боязнь нарушить нормы поведения. Как и в любой успешной мегакорпорации, здесь скорее действуют де-факто законы авторитарного режима, нежели демократического, — и Назари сделал паузу, будто хотел акцентировать внимание на этом различии.

Да, Ли Куан Ю поднял нищую страну с колен и создал богатейшее государство, искоренив преступность и коррупцию. Только вот какой ценой… Я кинула взгляд вниз и, найдя безошибочно своего хищника, задумалась: было что-то общее в ведении дел этих двух мужчин — Барретт и сам был "Великим сторонником насилия", построивший, как и Ли Куан Ю, свою империю с нуля — следуя жесткой политике, он диктовал безоговорочное подчинение и беспощадно наказывал виновных.

И внезапно меня осенило! Я поняла, к чему араб завел этот разговор о Сингапуре: он хотел, чтобы я провела параллель и нашла сходство между суровой политикой Ли Куан Ю и Барретта, изобличая жестокий нрав и авторитарный характер моего Дьявола.

— В любом случае, если вы основали свой бизнес в Сингапуре, значит для ведения дел обратная сторона медали этой мегакорпорации вас устраивает, — парировала я, защищая и политику премьера, и Барретта.

Назари внимательно посмотрел на меня и растянул рот в улыбке, вероятно, понимая, что я не собираюсь обсуждать с ним крутой нрав Ричарда.

— Не все так просто, — ушел он от моего выпада. — В Сингапуре, скажем так, частный судостроительный бизнес, если он не контролируется государством, развит не так интенсивно. Так что я веду дела не только в Сингапуре, но и по всей Малайзии. И живу на два дома: в Куала-Лумпуре и здесь. Я вообще люблю подвижный образ жизни, — мягко ушел он от темы бизнеса. — Часто бываю на Тайване и Филиппинах, в Гонконге и Шанхае. Я повидал настоящую Азию. Самобытную. Удивительную.