Шрифт:
Хрустальное яблоко
Уют вечера
Девочки играли в апокалипсис. Они только успели убедить своих игрушечных зверушек слушаться, как в дверь постучали. Звонок не работал. Девочки, Нина и Вероника, вздрогнули и быстро юркнули за ширму – они её сделали из пушистого пледа, завесив им большой письменный стол и сверху придавив тяжёлыми томами книг по искусству.
«Мама, мне страшно», – написала эсэмэску Нина. Вероника, соседская девочка,
Девочки услышали, как дверь отворилась и прозвучал знакомый голос. Это приехал к маме её знакомый Егор Никитич – просто поболтать. Девочки уже выяснили, что он женат, и пьет у мамы чай, привезя свою жену преподавать на вечерних курсах по эзотерике. Эти курсы были в соседнем доме – недавно возведённой горделивой высотной новостройке. У них место было старинное, с целым околотком особняков и изб купца первой гильдии Окулова. Новый дом выглядел апокалипсично, как волна цунами перед морем джонок.
Сквозь щель между пледом и столом девочки увидели: очень высокий, с золотистыми кудрями Егор Никитич снимает чёрную кожаную подбитую овчиной куртку, большие зимние полусапоги, надевает смешные тапочки из шерсти сарлыка, шмыгает носом, поправляет очки. Щёки у него горят розово, и Егор Никитич восклицает:
– Смотрите, Елена Юрьевна, как мне на пользу идёт тренажёрный зал!
Егор Никитич прошёл на кухню и девочки продолжили игру в Апокалипсис.
На кухне, освещенной светильником, Егор Никитич привычно сел за стол, в красный угол, где у многих русских людей бывают иконы. У Елены Юрьевны их не было, она верила в непознаваемое.
Егор Никитич пить захотел кофе, несмотря на вечернее время. На столе он увидел свежую булку с изюмом. Её, пока не наступила темнота короткого декабрьского дня, принесли из пекарни девочки вместе с маковой булкой. Маковую булку они выбрали для себя.
Не успела Елена Юрьевна сделать Егору Никитичу кофе с молоком, а себе с молоком цикорий, как девочки явились на кухню. Они сказали, что хотят булку с изюмом.
– Вы что, уже съели свою?! – удивилась Елена Юрьевна.
– Нет, мы съели немного, но мы хотим булку с изюмом. – Малютки не решались сказать, что есть маковую булку боятся, о чём не подумали сразу.
– Меняемся, – сказала Елена Юрьевна. – Вас двое и нас двое. Нам тоже нужна булка.
Она сходила в комнату, где девочки до того играли в Апокалипсис, и взяла кусок булки с маком. На середине квартиры была еще одна комната – в ней было темно и печь не топлена, и оттуда сквозило.
Елена Юрьевна от своей с Егором Никитичем булки отломила кусок, оставив его на тарелке, а остальное отдала ждавшим своей доли девочкам. Они пошли с булкой мимо комнаты посередине.
– Так вот, – сказал Егор Никитич, жуя булку и запивая её сладким кофе, – Не успел я одного своего старинного приятеля похоронить, как плох другой. Вперёд мне деньги отдал за будущую сделку. Лёг в больницу.
– Ну, – ответила на это Елена Юрьевна, – Всё лечится, смотря какая стадия.
– Уж не знаю, какая, что-то мне приятель не сказал. Живёт он давно один. Сын рано и скоропостижно умер, а за ним жена. К нему ходит женщина, но он ей не доверяет. Такой уж он человек. Ему некому и дом свой оставить.
Егор Никитич ещё отхлебнул и спросил:
– А что это у вас табаком пахнет, Елена Юрьевна?
– Это с первого этажа тянет. Сосед курит. Дом-то у нас старый, мыши ходов понаделали ещё лет сто назад. Вот и тянет.
– Так скажите соседу, чтобы щели в потолке заделал!
– Я однажды позвонила ему, да неудачно. У него дочь умирала в реанимации, он звонка оттуда ждал. А тут я звоню и прошу заделать дыры. Представляете?
Елена Юрьевна налила Егору Никитичу ещё кофе, сначала удивившись про себя, как это он много пьёт его, да из такой большущей чашки, а потом вспомнив, что он очень рослый, предки его выходцы из Прибалтики.
– Стучатся, – Егор Никитич прислушался.
– Стучат, стучат, – закричали девочки тоненькими голосками.
Елена Юрьевна пошла открывать. Она всегда открывала дверь, не спрашивая.
На пороге стоял сосед Юлианчик, одетый, как сущий оборванец.
– Тёть Лен, дайте пару тыщ, опят зарплату задерживают, – уверенно попросил он. Елена Юрьевна всегда ему одалживала, а Юлиан всегда возвращал.
Елена Юрьевна сходила в комнату, где играли девочки, и из ящика стола, завешенного пледом, достала изящный кожаный бумажник, а из него красивую двухтысячную бумажку, чисто фантик.
– Возьми! – она отдала бумажку Юлианчику и закрыла за ним дверь.
– Вот, – объяснила Елена Юрьевна Егору Никитичу, – Весь дом у меня занимает, а я, богатая что ли? Этот Юлиан уже надоел мне, а что делать? Он работает в порту Байкал на разливе питьевой воды, её поставляют в Японию и Эмираты, и еще куда, а зарплату рабочим вечно задерживают. Завод Олегу Лупоглазке принадлежит.
Егор Никитич вздохнул:
– Война, наверное, будет. Всё к тому идёт.
– А Вы телевизор не смотрите, Егор Никитич, и думать так не будете!
Елена Юрьевна принялась есть свою часть булки, в то время как Егор Никитич уже съел свою часть.
– Я не смотрю телевизор! Я в интернете!
– Какая разница! Не смотрите!
Елена Юрьевна принялась пить вторую маленькую чашку цикория, а у Егора Никитича зазвонил смартфон.
– Я сейчас не смогу! Я занят! – сказал в него он, а Елене Юрьевне пояснил:
– Дочь просит подвезти её до подруги. У меня хорошая, дружная семья… Я не свободен. А вы чувствуете себя свободной, Елена Юрьевна?
Елена Юрьевна замерла.
– В общем смысле? Или свободной в чём-то? Нет не чувствую. Разве что мыслю достаточно свободно.