Девочки играли в апокалипсис
Шрифт:
И на упаковке того чая, что я заварила, написано, что это сорт китайского чая Чан Ми. На упаковке можно написать, что угодно. А когда появляется запыленный ходя со сбитыми ногами, понятно, что чай не из Лондона.
Дома у меня очень холодно. Создавая сквозняк, настежь открыты окна на кухне и в большой комнате, где стоит компьютер. Дует юго-западно-северный ветер. Окна не выходят на восток, может быть, дует заодно и восточный. Приходится одеваться теплее. Поверх футболки с надписью «I climbed the Great wall» свитер, а сверху жилет из шерсти монгольского верблюда.
Говорят,
Снова задумываюсь. Что делать, у меня нет микромира! Из всех человеческих чувств только обоняние привязывает к нему, мы ощущаем ближайшие запахи. Август, и из кухни пахнет мелко нарезанным укропом.
Омуль
В детстве мне очень нравился Акутагава. Том его рассказов был в составе «Библиотеки всемирной литературы». Сейчас у меня нет этого издания, но я помню, что иллюстрации к нему выполнял наш местный уроженец, Юрий Селиверстов. Рисованию он учился в студии Дворца пионеров на Желябова, окончил Архитектурный институт в Новосибирске. Потом сказал: «Архитектуры в Советском Союзе нет» и занялся книжной графикой.
Акутагаву я перечитывала и позднее.
Мы поехали в Бурятию, и мой старший сын Коля купил в «Продалите» в дорогу Лескова и Мураками. Лесковым он увлекся в последнее время, это была не первая его книга, что Коля купил. Жаль, что Лесков не получит ничего с продажи, он умер 120 лет назад. Про Мураками Коля сказал, что хочет посмотреть, как пишут сегодняшние авторы. Коля предприниматель, а не филолог, он может читать, что ему взбредет в голову, вот он и взял Мураками. До этого он взялся было читать «Триумфальную арку» Ремарка и бросил: «В книге много пьют». Хемингуэя он, точно, не стал бы читать вовсе.
И я взялась за Мураками, так как Коля начал с Лескова. Просто мне понравилось, как выглядит книжка и графика Андзая Мидзумару. Говорил же Леонардо, что изобразительное искусство – главнейшее и стоит впереди литературы.
Я и сама не читала прежде Мураками. Я тоже не филолог, и мне все равно, что обо мне подумают. Из всех книг для меня на первом месте стоит роман «Туман» Мигеля де Унамуно. Разумеется, после «Мороз и солнце, день чудесный».
И читать я стала не с первого рассказа. Это была «Игрунка в ночи». Я и романы читаю с середины. В этом году прочла два.
И вот мы добрались из Каменска до Шерашово. «Я думал, это ближе, – вздохнул Коля. – У меня бензина было на пятьдесят километров». А я ведь успела спросить его, почему он так долго не заправляется. И это было возле заправки. В Шерашово мы спросили у Людмилы Григорьевны, где можно здесь купить омуля. В нашем селе его не было. Она пояснила: «Здесь рядом, на третьей пристани». Я вздохнула: «Людмила Григорьевна, наша сторона – Посольская, и я не знаю, где третья пристань». «В Дубинино. Поедете в Дубинино и на третьей пристани купите». Заодно она предложила нам выпить водки. «Я не пью даже чая!» – возмущенно сказал Витя, младший сын. Коля замотал головой. Здесь водители запросто ездят пьяные. Арине водки не предлагали. Я промолчала. Мы осмотрели Литературный музей и поехали. Все, кроме меня, были на этой трассе в первый раз.
– А вот и Третья пристань, – воскликнул Коля. Оказалось, это не пристань, а название улицы и магазина на ней.
– У вас здесь можно купить омуль? – спросила я у выскочившей из подсобки магазина молодой бурятки.
– На следующей улице в сорок четвертом доме, – сказала она. У нее был расстроенный вид. Я заметила, что у всех местных жителей расстроенный вид.
Перед домом сорок четыре горкой лежали сосновые бревна. На них сидела пожилая полная бурятка. Увидев наш «фольксваген», она встала.
– Сто рублей килограмм, – сказала она.
Мы пошли во двор. Во дворе на дощатой лавке под шумным тополем ворочался пьяный бурят. Видимо он и был добытчик. Мы прошли мимо него и поднялись по ветхому крыльцу в такую же ветхую веранду. Хозяйка открыла древний холодильник. Пошатываясь, она взвесила рыбу контарем. Было всего-то шесть с половиной килограммов.
– И что за мелочь! – воскликнули мы.
– Двести рублей килограмм, – сказала бурятка.
Мы унесли рыбу.
«Доедете до Энхалука, а там шлагбаум, – еще объясняла нам Людмила Григорьевна. – Плата за проезд на берег 300 рублей. Рядом дорожка, чтобы съехать бесплатно.
Мы поехали в Энхалук. Бензин заканчивался. Заправок не было видно. Коля ехал 180 километров в час. Там, где асфальт закончился, и началась грунтовка, он сказал: «Здравствуйте!» В Энхалуке шлагбаум нам не встретился, и мы съехали в песок берега, как вела нас дорога.
Дул ветер, собирался дождь, и было холодно. В такое время температура воздуха и воды одинаковые. Мы разделись и бросились в хмурую волнующуюся массу Байкала. Витя уплыл очень далеко. Коля проплыл раз и бухнулся в чуть теплый песок читать Лескова. В нашей стране у предпринимателей очень тяжелая жизнь. Коля предприниматель. Я плавала долго, но недалеко. Арине разрешили смочить ножки.
Потом Коля сказал, что хочет поесть и повез нас в позную. Она называлась «Самовар» и на каждом столе стояли неработающие электрические самовары. Вышла полная бурятка в цветастом фартуке и приняла заказ. Витя попросил пустую тарелку. На тарелку он вывалил полкилограмма деревенского творога, залил двухсотпятидесятью граммами жирной сметаны и стал есть, угощая Арину. Мы стали ждать позы.
После купания в холодной воде меня вдруг пробрала дрожь. Витя предложил мне свою ветровку. Вместе с Колей они пошли к машине. Наверное, потому, что машина Колина, а ветровка Витина. Я согрелась в ней быстро.
– Что читаешь? – спросил Витя, заметив мой довольный вид.
– Антитеза измельчала, – сказала я. Увидев недоумение на лице Вити, я спросила:
– Ты что не знаешь, что такое антитеза?! Это противопоставление. У вас что, в университете не было философии?
– У нас была только культурология.
Теперь в технических вузах не преподают философию.
– Омуль тоже измельчал. Теперь нигде не выловить такого длинного и жирного омуля, что был раньше, – вздохнула я.
Бурятка принесла позы.