Девочки из колодца
Шрифт:
Бросили мертвую Элси на мостовой и туда устремились, где подлец с винтовкой засел. Пока бежали, еще двоих потеряли – снял метким выстрелом. Но остальные в дом ворвались, чтобы расправу учинить.
А Элси лежать осталась. Ноги в порванных чулках раскинуты, все тело надкусанными колбасами обвешано. Кровью колбаса заляпана, будто живая то плоть была. Будто и впрямь была убитая девушка Наной Многогрудой, а не сироткой из Мармеладного Колодца. И золотые волосы элсины в грязной луже плавали, потускневшие теперь навсегда.
В здании, разумеется, никакого снайпера не обнаружили.
– Младший Холуй.
– Старший Холуй.
– А охранник где? – рявкнул кто-то, кто посообразительнее был.
– Охранник еще в самом начале на вашу сторону перешел.
– Кто Нану убил?
Заверещали Холуи, заплакали. Про начальника рассказывать начали. Уехал на Канары и оттуда фирмой руководить думает. А арендная плата за помещение растет и растет. И налоги, кстати говоря, грабительские.
Встряхнули их так, что зубы застучали. Нану кто убил, суки?
А власти не обеспечивают безопасность бизнесу. Наш брат бизнесмен так и мрет под пулями и ножами, точно на войне какой. Думали уж забастовку всех бизнесменов объявить, потому что преступность на шею села. И частная охрана не помогает. То одну лавку разгромят бесстыдники, то другую. Может, и правы мар-бани…
Нану, говорят вам, кто убил?
Затряслись Холуи. У Младшего в штанах вдруг сыро стало. И заплакал он, ибо понял вдруг, что умрет.
А Верховный еще не понял. Думал, что договориться можно с этими людьми. Да только виданое ли это дело, чтобы с людьми в краденых шубах, краденым вином пьяными, крадеными колбасами сытыми, договориться можно было?
Для начала взяли Верховного Холуя и сорвали с него штаны, в одной рубахе оставив. Чтобы тихо себя вел, на голове у него письменный прибор разбили – тяжелый прибор, мраморный, с гравировкой «Дорогому сослуживцу». Пока Верховный Холуй глаза закатывал и кровавые пузыри изо рта пускал, сшибли с ног, на колени поставили.
Младший Холуй глядел на все это и трясся.
– За что? – залепетал он вдруг.
И еще:
– Пощадите!
И, зная, что не пощадят, взвыл тоненько и к выходу побежал. Ему дорогу заступили – слепо бросился, раз, другой. Подхватили за локти, брыкающегося, и, разрывая на нем одежду, в окно выбросили (заодно и стекло разбили).
Верховный Холуй то ли сам помер, то ли в беспамятстве был, того проверять не стали. От зажигалки, возле богатой хрустальной пепельницы найденной, шторы запалили и поскорей из офиса ушли, пока пожар не разгулялся.
Снайпера, конечно, не нашли. Да и искать охота пропала.
Другие развлечения нашлись.
С северной стороны в город входили танки. По широкой дороге, белыми плитами мощеной, отражаясь и искажаясь в блестящих синих изразцах дворцовых стен, тянулись один за другим – с ревом и грохотом, как быки для жертвоприношений, готовые пожрать огненным чревом десяток человек во славу Мардука.
Кряхтели под гусеницами плиты, раскалывались. Для босых ног предназначены были, не для машин.
Дошли до двойных ворот с башнями прямоугольными, зубцами истыканными. Одни Нане посвящены, другие Нергалу. Но и те, что имя Нергала носят, затрепетали перед грозной военной мощью. Разворотили стену несколькими выстрелами и в пролом двинулись. Весело им давить развалины города. Да и что танкистам до великого города, который пришли разнести по камешку, – дивизия-то была Вторая Урукская (Урук в дни мятежа мар-бани стал оплотом правительства), а урукчанам без разницы, что с Вавилоном станет. Столица; надо будет – отстроится.
Миновали ворота и на центральный проспект Айбур Шабум вторглись. Справа и слева витрины дорогих магазинов. И многие уже разбиты и видно, что там, среди растоптанной еды и порванной одежды, орудуют разъяренные оборванцы. Вот, значит, что такое – мятеж! Навели орудия и по магазинам ахнули. Выжечь, выжечь эту сволочь чистым пламенем. Во взрыве все скрылось – и разгромленные магазины, и мятежники. Всех на части разорвали и огнем пожгли, чтоб неповадно было.
И поехали, то влево, то вправо выстрелы давая. Где мятежников никаких не было, все равно стреляли. А вдруг будут? Или придут? Так вот, чтобы некуда им прийти было.
Да что там говорить, попросту весело танкистам было. Столько звону, столько свету, столько грохоту вокруг. Воистину, правы были жрецы Нергала: война – великий праздник; восстание же, как оказалось, – сущий карнавал.
Затрясся Вавилон, осыпаясь изразцами, когда главные гости на карнавал этот ворвались, хохоча и лязгая металлом.
С башни Этеменанки набат истерично заголосил. Почти не слыхать его в таком громе.
От проспекта Айбур Шабум мало что осталось. Одни развалины, да кое-где в кровище трупы, кто не сгорел в пожаре. Один танк мятежники подбили. Гляди ты, какие мы грозные – бутылку с зажигательной смесью состряпать сумели, алхимики хреновы, и попали куда надо, так что ребята из Второй Урукской потеряли двух человек и одну машину.
После такого, понятное дело, озверели и на всякий случай дали несколько залпов по хрустальному пассажу, висячим садам (а вдруг и там мятежники скрываются?) и Южному Дворцу, оплоту мар-бани.
Успокоились, сочли себя отомщенными. И дальше пошли. В конце концов, не город громить, а порядок восстанавливать – вот зачем они здесь.
Полгорода прошли, будто по вражеской территории. До реки добрались, Вавилон пополам рассекающей, и на высоком берегу остановились. Этот берег Арахту именовался, Священным, в противоположность тому, что на танки угрюмо глядел и Пуратту звался. Широка река, а мост через нее, пожалуй что, хлипковат. Настил деревянный на каменных быках – выдержит ли? По одному стали заезжать на мост. Пока первый танк шел, остальные чутко орудия наставили так, чтобы в случае чего успеть дать выстрел.