Девочки-шпионы, или Великая Китайская стена
Шрифт:
— Хорошо! А ты спрашиваешь, чем мы будем на этом острове заниматься?! Все само определилось. Мы будем наслаждаться жизнью!
— Будем!!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
СТАРЫЙ БУХГАЛТЕР
Наши дни, Россия, Сибирь
В кабинете генерала русской спецслужбы
— Здравия желаю, товарищ генерал. Спасибо, что нашли время принять меня лично.
— Здравствуйте! Честно говоря, Евгений Леонидович, со временем у меня всегда туго. Но для наших ветеранов мы обязаны время находить. Кстати, Вы сказали моему помощнику, что хотите встретиться со мной по служебному вопросу. Итак, я Вас внимательно слушаю.
— Как Вы знаете, я на пенсии уже двенадцатый год. Живу очень бедно. Если учесть, что здоровье шалит и приходится тратиться на лекарства, то честно скажу, что нередко по полмесяца до следующей пенсии почти голодаем с женой. Она, кстати, тоже из наших — просто звание у нее пониже было.
— Я знаю биографию членов Вашей семьи. Вы оба с супругой состояли в штате нашей бухгалтерии.
— Верно. Только я — в спец секторе.
— Это в том, который по валютным операциям в особо крупных размерах?
— Именно так.
— И что же Вы столько лет имели в голове, но не могли сообщить? Я полагаю, что Вы хотите поделиться со мной какой-то информацией о делах, как говорится, давно минувших дней. Так?
— Правильно понимаете. Прямо перед пенсией я открыл несколько номерных счетов в Швеции и Швейцарии на общую сумму более двадцати миллионов американских долларов.
— Первый раз слышу об этом.
— А об этом кроме меня знал только один человек — наш с Вами тогдашний начальник.
— И почему же Вы решили теперь сообщить об этих деньгах мне?
— Потому, что наш генерал недавно убит. Именно убит, а не трагически погиб, как написали в заметке в одной из газет.
— А почему Вы так считаете?
— Я в этом просто уверен. Я прекрасно помню, с какими предосторожностями, и в режиме какой строжайшей секретности я развозил эти деньги наличными по заграничным банкам. Это просто чудо, что я до сих пор жив и меня не устранили, как свидетеля. У нас, знаете ли, за такое знание могут и того. Мне кажется, что меня просто берегли для какого-то дела. Этой надеждой и жил все эти голодные годы.
— Давайте без таинственности. Для какого дела Вас берегли?
— Я же говорю, не знаю. Мне так кажется.
— И какую личную выгоду Вы хотите получить, рассказав мне про эти миллионы.
— А это уж, насколько у Вас, совести хватит, товарищ генерал. Вы тогда майором были, карьера, можно сказать, только начиналась. А я уже знал, что мой потолок — подполковник. Вот и готовился на пенсию.
— Каким образом Вы готовились?
— Я ежедневно, а иногда и дважды в день, как молитвы, повторял номера этих счетов наизусть. Молиться, кстати, тоже не забывал. Бог, он милостив…
— Извините, но я перебью Вас. Все двенадцать лет Вы повторяли номера счетов наизусть, но никому об этом не рассказали?!
— Да.
— Даже Вашей жене?!
— Ей — тем более. Женщина — одно слово. Не выдержит, узнав про такие большие деньги. Разволнуется…
— Понятно. А сколько их было — счетов?
— Пять. Я уверен, что они существуют по сей день. Хотя их могли переименовать или просто снять деньги с них. Это надо проверять.
— Почему Вы считаете, что я смогу поделиться с Вами этими деньгами, а не отдам их на те нужды, для которых они и предназначались?
— А потому, товарищ генерал, что никаких нужд не было!
— Как это? Ухнули такие деньги просто так, бесцельно?!
— Именно. Их явно собирались украсть. Вернее увести под видом какой-нибудь специальной операции. Я не знаю нюансы договоренности погибшего генерала с самым большим тогдашним начальством нашей организации. Но зато мне известно, где, каких и сколько бумаг должно оставаться после каждой такой операции с наличной валютой! Тем более со столь значительными суммами.
— Так сколько бумаг должно оставаться?
— А Вы откройте инструкции того времени, полистайте отчетность.
— И что? Вы без загадок — проще излагайте, пожалуйста, раз уж мы встретились.
— Я и так без загадок. Я вам предлагаю попытаться найти в спец секторе бухгалтерии хоть какой-нибудь след тех денег. Хотя я уверен, что ничего Вы там не найдете.
— Значит, это была какая-то особая операция.
— Была, конечно. Только и для особых операций с валютой тоже есть свои инструкции. А в данном случае мне был приказ концов не оставлять и инструкциям не следовать. Понимаете?
— Понимаю. Только у меня возникает, слушая Вас, один вопрос: А почему же Вы, зная, что происходит воровство, никому не доложили?
— Чтобы сыграть в ящик? Да и кому я, по-вашему, должен был пожаловаться — тому, кто разрешил нашему генералу возить чемоданы с наличной валютой? Или президенту России? А если генерал как раз и выполнял приказ кого-то из этих высокопоставленных товарищей?
— Да-а-а. Вам не позавидуешь. А почему Вы теперь не боитесь мне об этом рассказывать?
— Да потому, что всех участников операции больше нет в живых — как явных, так и тех, кто, возможно, отдал приказ на ее выполнение. За исключением двоих.
— Почему двоих? С Вами еще кто-то был, когда Вы чемоданы в банки развозили?
— Нет. Со мной никого не было. Но я догадался, что за деньгами в банки придет какой-то человек. Скорее всего, из наших, и нам с Вами, товарищ генерал, лично знакомый.
— Кто?
— У меня нет абсолютной уверенности. Но я полагаю, что это кто-то из наших нелегалов, связь с которым прервалась примерно в то же время. То есть двенадцать лет назад.
— А почему связь должна быть прервана?
— Я, извините, сужу как финансовый работник. Слишком много денег единовременно тратилось, чтобы продолжать финансирование впредь.