Девочки.Дневник матери
Шрифт:
— Саша, ты больна? Что с тобой?
Саша мнется:
— Я… я… Доктор говорит, что были нарушения в диете.
Саша:
— Галя, ты уже пригласила папу Шуру на день своего рождения?
— Нет еще.
— И не приглашай!
— ?!?
— Понимаешь, он того не разрешит есть, этого… Знаешь, как скучно будет…
Саша:
— Мама Соня любит папу Абу больше, чем тебя, меня, Галю и Изю. Вот! Она говорит, что его спокойствие для нее важнее, чем мы все вместе взятые. Видишь, как некоторые жены любят своих мужей?
— Ты что же, хочешь, чтобы я любила папу больше, чем тебя?
— Да!!!
Первый раз слышу такое — это при ее-то ревнивом характере!
Саша:
— Мама, если бы пришел вор, ты бы ему сказала: вы забыли, вон там еще одна рубашечка лежит.
— Я вижу, ты меня совсем глупой считаешь!
— Ну, что ты! Ты очень умная, но ты бы так сказала. И еще бы ты сказала: «Извините, у нас все белье непостиранное! Извините, что так получилось!»
Это Шура виноват, что дети считают меня такой юродивой — это он всегда шутит на этот счет.
— Саша, о чем вы с Таней разговариваете?
— Сначала она мне рассказывает о геометрии, а потом мы говорим о житейском…
26 марта 54.
Гале 17!
На дне рождения были только песковцы. Моргалки, шарады, но главное — танцы.
Саша:
— Всё танцуют и танцуют… Я никак не могу понять, что в этом интересного? Егор со мной совершенно согласен, он тоже не понимает, что в этом интересного.
Шарады были такие: перс-тень, труп-па, о-зеро (без слов!) и еще всякие.
В слове: «труп-па» первый слог изображался так: Егор лежал, закрытый простыней, Женя [52] читал лекцию по анатомии, а Сашка, Алена и я записывали. Во время лекции профессор взял Егора за нос, и покойник с ужасным визгом вскочил и умчался.
Целое заключалось в том, что Женя набирал актерскую труппу.
Егор пришел к нему в качестве фокусника. Играл он очень хорошо и с полным самообладанием бросил, по ходу дела, на пол мою шляпу (Галя из публики взволнованно крикнула: Эй, эй!).
52
Из Сашиного письма дяде Изе: «Дядя Женя Пастернак пришел к маме, а попал на Галин день рождения».
Саша обнаружила незаурядный импровизаторский талант, она очень находчиво отвечала на все Женины вопросы.
Женя:
— Итак, что вы умеете делать?
— Решительно все!
Женя:
— Тогда спойте!
— Дело в том, что я сегодня немного охрипла.
— Тогда станцуйте!
— Видите ли, как раз сегодня я подвернула ногу.
— Гм… Ну, а с техникой вы знакомы?
— Всю жизнь интересовалась техникой!
— Тогда я назначаю вас осветителем.
— А… а это не значит, что я должна буду играть главную роль?
Потом мы с Женей написали рассказ, оставив место для прилагательных. Кажется, без такого рассказа не обходится ни одно рождение. Потом дети вслепую вставляли прилагательные. И получилось вот что:
Свободомыслящее волнение началось с длинноногого утра. Кашляющая именинница проснулась в 5 часов. 7… 9… Не опоздают ли противные гости? Усвоила ли потрясающая Алена, что плохотанцуюший день благородного рождения в ЭТО ветреное воскресенье, а не в будущее? Не забыла ли бессмысленная мама Фрида купить шарообразное шампанское? Хватит ли чокнувшейся ветчины? Удался ли у влюбленной мамы Сони розовый наполеон?
Не решил ли голубоглазый Миша, что Сретенский бульвар находится в лохматом Киеве? Не взял ли он сгоряча цветочный билет на вечерний поезд?
Не обнаружит ли хороший Саша в последнюю меланхолическую минуту, что кривой пиджак его прожжен на истерической спине деревянным утюгом?
Не придет ли в зеркальную голову кристально-чистого Валеры сказать по причине живописного плохого настроения, будто ему нужно зубрить наэлектризованную науку?
Ах, сколько приятных неожиданностей ожидает голодную именинницу.
(И так далее, и так далее — чем длиннее, тем лучше. Ребят все это почему-то очень смешит).
31 марта 54.
Саша:
— Мама, как плохо жить на свете. Как в школу идти не хочется.
— Ну, потерпи. Осталось немного: апрель, май — и все. А потом поедем в Пески, станем ходить на речку.
— Как все было плохо. А ты поцеловала — и сразу легче.
— Мама, а теперь про все можно говорить? И про дядю Илюшу и про тетю Руню?
Саша:
— Мама, ты не можешь мне объяснить — зачем люди живут на свете?
В самом деле…
Галка:
— Вот кончу я школу и меня не примут в институт. Кто за меня хлопотать станет? Ведь ты не будешь?
— Не буду.
— Ну вот, так я и знала. За Артема — можешь, а за меня — нет. Помолчав:
— Ты не думай, я понимаю. Это я так…
11 июня 54.
Мы снова в Песках. Только Галка еще в Москве — сдает экзамены на аттестат зрелости.
Я послала соседу записку:
«Яков Львович!
Мы испекли пирог.
Мы не можем есть его одни.
Мы просим прийти Марию Петровну.
Мы просим прийти Вас.
Мы ждем Вас к 9 ч.»
Саша, которая должна была отнести записку, прочла ее и сказала: — Ты пишешь, как Габрилович или Олеша: «Он икнул. Он рыгнул. Он сказал». [Саша, конечно же, почерпнула сведения о стиле Е. Габриловича из пародии Александра Архангельского, где показано, как бы Габрилович написал «Капитанскую дочку». Естественно, книги Архангельского стояли на полках в доме, где отец семейства сам был пародистом. — А. Р.]