Девочки.Дневник матери
Шрифт:
В тетради номер 9, где Ф. А. иногда записывала пост-фактум что-то, чего она не могла доверить бумаге в сталинские времена, есть запись про разговор с Галей, которую мы ниже приводим. — А. Р.]
16 января 53 года у нас с Галкой был такой разговор:
— Мама, — сказала она вечером, уже лежа в постели, — присядь ко мне.
Я присела, она помолчала ещё с минуту, а потом сказала:
— Мне скоро 16 лет, и мне получать паспорт. И вот, я хочу тебе сказать, что я хочу быть той же национальности, что вы
Я сказала, что это она верно решила. Но какая же у нас с Сашкой национальность? Родились мы в России. Родной наш язык русский. Мы думаем по-русски, я учила русскому языку русских ребятишек, пишу русские книжки. Мы с Сашкой тоже русские, но у нас нет формального права так называться. А у Гали оно есть — папа был русский, поэтому надо будет в паспорте написать «русская».
Галя всё это терпеливо слушала, а потом сказала:
— Я знаю, зачем ты всё это говоришь. Но если я запишусь русской, я буду чувствовать себя так, как будто я во время газовой атаки схватила единственный противогаз.
— Знаешь, — сказала я, обомлев от такого сравнения, — утро вечера мудренее. До 26-го марта больше двух месяцев, ещё успеем подумать.
26 марта 53 года Галке исполнилось 16 лет. 4-го апреля оправдали врачей.
— Ну, Галя, — сказала я, — какую национальность ты себе выбрала?
— Теперь вроде бы не стыдно и русской, — ответила Галя вполне равнодушно.
Потом оказалось, что размышлять нечего: ей выдали паспорт, в котором было уже проставлено: русская.
28 марта 53.
Саша:
— Мама, я хочу стать старше Гали.
— Зачем это тебе?
— Я хочу, чтоб она походила в моей шкуре. Я ее буду несправедливо ругать, а она пускай страдает.
29 марта 53.
Саша:
— Мама, ты знакома с Пантелеевым?
— Нет, незнакома. А что?
— Мне очень надо про него узнать, все ли правда, что он пишет про свою жизнь. Мне он очень нравится, и я хочу, чтоб все счастливое было правда, а несчастливое — неправда.
1 апреля 53.
Саша:
— Мама, папа рассказывал кому-то, что ты оставляешь тете Моте такие записки: «Дорогая Мотя, если можно, то, пожалуйста, сделайте что-нибудь, а если нельзя, то почините Саше рейтузы». Это правда, ты так пишешь?
— Я пишу вежливо, но все же не так бессмысленно. Папа просто шутит.
— И почему это папа не может, чтоб не шутить!
— Саша, ты пригласишь Галю Людмирскую на день своего рождения?
— Нет.
— Почему?
Саша, очень серьезно:
— Не вольется.
10 апреля 1953.
Шура, вернувшись с родительского собрания:
— Сначала было общешкольное собрание с докладом о том, как надо воспитывать детей, и я понял, что я очень плохой отец. Потом было классное родительское собрание, на котором Валентина Николаевна говорила обо всех детях подряд, и я понял, что у меня очень хорошая дочка. Таким образом, я ушел в полном смятении…
Я:
— Подумай сам: если ты плохой отец, а дочка у тебя хорошая, то кто же еще хороший в нашей семье?
Шура, не задумываясь:
— Няня и соседи!..
Галя:
— Подлецов надо делить на ярковыраженных, на неярковыраженных и на скрытых. Подлецов ярковыраженных и скрытых перевоспитать нельзя, а неярковыраженных — можно. Если им, конечно, не за 40.
Я:
— Галя, ты будешь еще носить это платье?
Галя, лукаво:
— А кому ты хочешь его отдать?
27 апреля 53.
Саша, осторожно:
— Мама, я не могу найти своего альбома. Ты его подарила кому-нибудь?
Мы с Сашкой были в Троицко-Сергиевской лавре. Мы любовались веселыми голубыми куполами, видели усыпальницу Годуновых, видели женщину в черной одежде — она шла из Лавры на коленях. Саша была в соборе во время службы, потом мы ходили в музей, где Сашу до глубины души поразили богатые женские одежды — красивый бархат, расшитый жемчугом — и очень красивая старинная посуда.
Потом мы побывали в музее кустарной игрушки («Нет ли у вас еще какой-нибудь такой игрушки, чтобы дернуть за веревочку и что-нибудь выскочило?»)
Перед самым отъездом мы забежали в столовую, где и закусили консервированной скумбрией.
Назавтра я сказала Сашке:
— Правда, хороший был вчера день?
Саша пылко ответила:
— Очень! Очень! Скумбрия была такая вкусная!!!
3-го июня 53 мы поехали с Сашкой в Киев [погостить у друзей Фриды Абрамовны — Ирины Михайловны и Льва Вениаминовича Цукерников. — А. Р.].
Письмо А. Б.
«Милая Ирина Михайловна!
Я знаю Вас только заочно, однако, понимаю, что Фрида, Анна Ивановна [48] и, особенно, Лев Вениаминович, не могут ошибиться все разом. Лев Вениаминович, вообще, произвел на меня очень странное впечатление — я вдруг, сразу почувствовал, что именно ему можно доверить самое дорогое на свете: жену и дочь.
Это доверие я распространяю на Вас. Я умоляю вас лично о следующем:
1) Никаких купаний в реке. Только в ванне. Никаких пароходов, лодок, байдарок.
48
А. И. Тихомирова — школьная учительница и большой друг Ф. А. Именно Анна Ивановна познакомила Ф. А. с Цукерниками.