Девственница в Париже
Шрифт:
— Тетя Лили! — снова позвала она и внезапно остановилась.
Что-то в комнате изменилось с того момента, как она ушла. Не было на месте пузырька со снотворным. Она оставила его на туалетном столике, после того как дала одну таблетку тетушке. Теперь пузырек лежал на одеяле. Он был пуст, а крышка от него валялась на полу. У Гардении замерло сердце. Когда она уходила, пузырек был полон. Она еще подумала, что, по крайней мере, им долго не придется тратить деньги на снотворное!
Она подняла пузырек дрожащими руками. Не было необходимости дотрагиваться до тетушки. Она знала, что та уже не
Гардения долго стояла, глядя на нее.
— Бедная тетя Лили, — сказала она вслух и в то же время подумала, что в глубине души она понимает ее.
Это было большим грехом — лишить себя жизни, но после того, как у нее не осталось ни красоты, ни денег, ни возлюбленного, герцогиню ждали впереди одни страдания. Она бы невыносимо мучилась от нищеты, от того, что она больше не может привлекать к себе внимание мужчин — кем бы они ни были. По ее понятиям, она приняла единственное разумное решение, и Гардения, хотя и чувствовала глубокую печаль, все же не могла плакать.
Очень тихо она подошла к окну и снова опустила жалюзи. Скоро ей придется позвонить управляющему, попросить его подняться к ним и объяснить ему, что произошло. Но пока ей хотелось оставить тетушку одну хоть ненадолго, чтобы она предалась полному забвению, чтобы она наконец отрешилась от всех печалей и приобщилась к вечному покою.
«Я помолюсь», — сказала себе Гардения.
Она сняла шляпку с вуалью и опустилась на колени возле тетушкиной кровати. Ни одна из молитв, которым ее учили в детстве, как-то не подходила к случаю. Поэтому она своими словами попросила Бога, чтобы он понял и простил.
Немного успокоившись, она поднялась с колен. Только теперь она осознала, насколько она одинока. Тетушка была мертва, и ей ничего не оставалось, как только вернуться в Англию и попытаться найти работу, чтобы не умереть с голоду.
Она стояла, глядя на герцогиню: морщины на ее лице разгладились, и тетя Лили казалась молодой и необычайно красивой.
Гардения почувствовала, как слезы подступили к ее глазам, но она сказала себе, что не должна давать им волю, ей столько всего нужно сделать. Она увидела, что маленькая серая книжка, которую она выкрала у барона, лежит на одеяле, и подняла ее. Ничто, принадлежащее барону, не должно теперь находиться рядом с ее тетушкой. Он был настоящим убийцей, все равно как если бы застрелил ее собственной рукой, и она надеялась, что, когда о смерти ее тетушки будет объявлено, он поймет, что он натворил.
С яростью, потому что ей была ненавистна одна лишь мысль о нем, Гардения распахнула двери в гостиную. Комната была залита солнечным светом, и после полумрака спальни ей было трудно что-либо разглядеть. Потом она заметила, что в комнате находится мужчина, который стоял у окна и смотрел на море.
На мгновение ей показалось, что это барон, затем что-то в осанке вызвало в ней трепет, и пламя охватило ее. Ей показалось, что она неожиданно вернулась к жизни.
— Гардения!
Мужчина отвернулся от окна и быстро приблизился к ней.
— Лорд… Лорд Харткорт! — проговорила она почти шепотом.
— Поезд опоздал, — пояснил он, — и мне сказали, что тебя нет дома. Я ждал твоего возвращения.
— Вы
Ее глаза не отрывались от его лица. Было ли это ее воображением или игрой света, но ей показалось, он смотрит на нее с таким выражением, что сердце стало бешено колотиться у нее в груди.
Он взял ее правую руку и поднес ее ледяные пальчики к губам.
— Любовь моя! — сказал он. — Я приехал, чтобы просить тебя оказать мне честь и согласиться стать моей женой.
— Ох, нет, нет! — словно издалека она услышала свой собственный возглас, а затем, почувствовав, что он выпустил ее руку, неверными шагами отошла к дивану и вцепилась в спинку.
— Ты не простила меня, — сказал лорд Харткорт. — Я тебя не виню. Я готов убить себя за собственную глупость, за то, что так обидел и унизил тебя.
— Нет, — сказала Гардения. — Я не об этом. Я просто не понимала тогда.
— Потом мне все стало ясно, — тихо проговорил лорд Харткорт. — Я был слеп и глуп. Ты, наверное, сочла меня последним негодяем. Прости меня, Гардения. Если ты согласишься стать моей женой, я буду самым счастливым человеком на свете!
— Нет, остановись! — взмолилась Гардения. — Я хочу сначала сказать тебе кое-что. Выслушай меня, пожалуйста.
— Конечно, любимая, — ответил он. — Я готов выслушать все, что ты мне скажешь.
Гардения уронила маленькую серую книжку на мягкие подушки дивана. Внезапно она утратила всю свою важность. Лишь много позже она узнала, какой удар нанесла немецкой гордости и секретной дипломатии.
— Я хочу сказать вам, — начала она дрогнувшим голосом, — что лишь после того, как я покинула Париж, я поняла, насколько я была слепа, глупа и наивна. Видите ли, меня воспитали очень просто. Я не понимала, что можно быть герцогиней и в то же время принадлежать к полусвету. Лишь после того, как я об этом узнала и она мне все рассказала о своей жизни, я поняла, чего именно ждали от меня и вы… и мистер Каннингэм.
Лорд Харткорт открыл было рот, но она жестом руки остановила его.
— Конечно, именно это вы и думали, — настаивала она. — Просто я не понимала. Поэтому все, что вы говорили и делали, вызывало у меня недоумение, и когда вы поцеловали меня, — ее голос снова дрогнул, но она продолжала, — я поняла, что люблю вас… и я, естественно, решила, что мы поженимся… и всегда будем вместе.
— Так и должно было быть, — взволнованно сказал лорд Харткорт.
— Мне стало все ясно лишь тогда в ресторане, — сказала Гардения, — и когда я спросила вас, собираетесь ли вы жениться на мне, и вы ответили, что нет, я решила, что мир рухнул. Я чувствовала себя униженной, я испытывала глубокий стыд и отчасти отвращение ко всему происшедшему.
— Родная моя, прости меня, — пробормотал лорд Харткорт.
— Нет, позвольте мне закончить, — сказала Гардения. — Потом я много об этом думала. Я знаю теперь, что тетя Лили сделала со своей жизнью и отчасти с моей, потому что я ее племянница. Поэтому я… я решила, что если я еще когда-нибудь увижу вас… и если вы все еще будете во мне заинтересованы… я приду к вам… и буду жить с вами… потому что я люблю вас… потому что теперь я поняла, что лучше испытать хоть немного счастья в жизни, чем не иметь его вовсе.