Девственница
Шрифт:
— Ты думаешь, он глуп? — спросила Сайлин. — Если бы мы напали на этих зернанцев и убили сына Брокейна, мы бы не знали покоя, пока Брокейн не перебил бы сотню наших людей. А теперь у нас в руках ценный заложник. Брокейн не нападет на нас из боязни, что мы убьем его сына. И ты говоришь, что за неделю путешествия не догадался, что Руан понимает наш язык? Ну-ну, Ксант, я удивляюсь тебе. Что еще этот человек знает о нас, о чем мы не подозреваем? — Она стегнула лошадь и поравнялась с Руаном.
Весь вечер Сайлин наблюдала за Руаном, его сестрой и рыцарями, сидевшими в темноте вокруг костра около красивой
Сайлин видела, как Руан улыбался сестре, слышала, как он спросил, удобно ли ей. Она пыталась понять, каково ей будет жить с человеком, который один скачет против троих зернанцев, а спустя два часа баюкает на руках ребенка. Как такой человек может сражаться? Как он может быть королем?
На следующее утро, еще до восхода солнца тревожные звуки горна возвестили об опасности. Ланконцы мгновенно вскочили на ноги. Руан вышел из палатки в одной набедренной повязке, впервые давая ланконцам возможность увидеть свое тело, которое они считали слабым и изнеженным. Такие мускулы можно было приобрести только упорными тренировками.
— Что это? — спросил он по-ланконски у Ксанта.
— Зернанцы, — коротко ответил Ксант. — Брокейн идет сражаться за своего сына. Мы выступаем ему навстречу.
Он хотел вскочить на коня, но Руан схватил его за плечо.
— Не сметь! Кеон! Приготовься ехать к отцу. Ксант бросил на Руана холодный взгляд.
— Твоя жизнь, тебе ее и терять.
Руан удержал готовые сорваться с губ проклятия и предостерегающе посмотрел на Нейла, сделавшего шаг к Ксанту.
Через минуту он был одет. Но оделся он не в кольчугу, как для битвы, а в расшитый бархатный костюм, словно для светского ужина. Руан сделал вид, что не слышал, как ланконцы засмеялись над очередной глупостью «иностранца». Даже Кеон удивленно замотал головой. В этот момент он подумал, что лучше бы его вчера убили. Встреча с отцом была хуже смерти.
Сайлин, издали наблюдавшая за Руаном, заметила, как гневное выражение появилось и быстро исчезло с его лица. Если ей придется выйти замуж за этого мужчину, будет лучше заключить с ним союз уже сейчас. И, кроме того, ей было очень интересно, как он собирается улаживать дело с таким старым и коварным врагом, как Брокейн.
— Могу я поехать с тобой? — спросила Сайлин Руана.
— Нет! — в один голос крикнули Дайри и Ксант. Руан посмотрел на них. Его взгляд был холоден как сталь.
— Они не боятся за голову английского принца, но оберегают жизни ланконцев, — с горечью произнес Руан.
Сайлин взяла длинное копье, лук и повесила за спину колчан со стрелами.
— Я воин, и сама могу принимать решение. Улыбка Руана словно солнечный свет ослепила Сайлин. Господи, как красив этот мужчина!
— Тогда садись на коня, — сказал Руан, и Сайлин поспешила к своей лошади, словно взволнованный новичок, желающий заслужить
Руан проводил ее взглядом. Фейлан не рассказывал ему об уме и красоте ланконских женщин.
Другие ланконцы не были так поражены внешностью Руана и со своих лошадей молча наблюдали, как Руан, Сайлин, трос английских рыцарей и Кеон выезжают навстречу двум сотням зернанских воинов и верной смерти.
— Держи спину прямо, — сказал Руан Кеону, — а не так, словно ты боишься своего короля.
— Мой король — отец, — дерзко откликнулся Кеон, но его лицо было очень бледным.
Зернанцы сидели на конях и поджидали приближающуюся процессию. Когда до них осталось ярдов сто, Руан сказал, что дальше поедет один. Солнце блестело в золоченой вышивке его туники, играло в его волосах, переливалось в алмазах рукоятки его меча. Ланконцы — ни ирлианцы, ни зернанцы — никогда не видели так богато одетого мужчину. Он выглядел, как роза среди песков и колючек. Они с изумлением смотрели на него.
После недолгого колебания навстречу Руану выехал огромный мужчина. Все его лицо было в шрамах: самый крупный тянулся от левого глаза к шее, половина одного уха была отрублена. Он выглядел так, словно ни разу в жизни не улыбнулся.
— Ты англичанин, который взял в плен моего сына? — спросил он так громогласно, что лошадь под Руаном заплясала.
Руан улыбнулся, успешно скрыв, как колотится у него сердце. Он сомневался, что сколь угодно долгие тренировки позволят кому-нибудь на равных сразиться с этим воином.
— Я ланконец, наследник короля Тала и будущий король всей Ланконии, — произнес он с удивительной твердостью в голосе.
— Я убью сотню человек за каждый волос, который упадет с головы моего сына.
— Кеон, выйди вперед, — приказал Руан, не оборачиваясь.
Брокейн оглядел сына с ног до головы, удовлетворенно хмыкнул и велел ему присоединиться к зернанцам на холме.
— Нет! — резко сказал Руан.
Его рука опустилась на колено в дюйме от рукоятки меча. Он не мог позволить Кеону уйти. Судьба отдала мальчика ему в руки, и Руан хотел оставить его у себя. Он не собирался упустить эту крошечную возможность установить мир.
— Кеон останется со мной.
Брокейн обомлел. Слова и дела этого мужчины не вязались с его внешностью.
— Мы будем сражаться за него, — прохрипел Брокейн и потянулся к мечу.
— Я бы предпочел, чтобы этого не случилось, — ответил Руан, надеясь, что никто не видит, как побледнело его лицо. — Но я готов, если это необходимо. Я хочу, чтобы Кеон остался со мной, потому что считаю его твоим наследником.
Брокейн бросил на Кеона быстрый взгляд.
— Да, он им будет, если таким дуракам позволяют управлять страной.
— Он не дурак. Просто он молод, горяч и плохо стреляет. Я хотел бы оставить его у себя, чтобы показать, что ирлианцы не звери, и, возможно, когда-нибудь между нашими народами воцарится мир.
Руан прищурился.
— И я хотел бы научить его хорошо стрелять. Брокейн долго смотрел на Руана, и Руан знал, что в эту минуту коварный старик решает, жить или умереть его сыну и этому англичанину. Руан не верил, что такого человека, как Брокейн, может остановить столь слабое препятствие, как любовь к сыну.