Девушка и призрак
Шрифт:
Ковыляю по проходу, вглядываясь в еле освещенные профили.
— Сэди…
— Ш-ш-ш! — возмущается кто-то.
— Сэди, ты здесь? — шепчу я, доползая до следующего ряда. — Сэди!
— Да замолчите вы или нет?!
Остается только один вариант. Собравшись с духом, я выпрямляюсь, делаю глубокий вдох и изо всей силы ору:
— Сэди! Я здесь. Пожалуйста, отзовись. Знаю, ты обижена, но я прошу прощения, и давай останемся подругами…
— Заткнись же! Что это за дура? Выматывайся отсюда! — раздается нестройный хор голосов.
Сэди как сквозь землю провалилась.
— Мисс, — из-за занавеса выныривает билетер, — вам лучше уйти.
— Хорошо. Извините. Уже ухожу.
Я послушно следую за билетером к выходу, но в последний момент успеваю обернуться и крикнуть:
— Сэди! Сэ-ди!
— Да замолчите же! — разъяренно рявкает билетер. — Вы всем мешаете! — Бурля от возмущения, он выпроваживает меня из здания Британского киноинститута.
Снаружи я долго топчусь на одном месте, точно брошенная собака. Наконец бреду куда глаза глядят. Наверное, стоит выпить кофе, спокойно все обдумать, собраться с мыслями. Вот только мыслей-то у меня никаких и нет. Не с чем собираться. Вскоре я оказываюсь у Темзы. Впереди возносится к облакам беспечный в своем непрерывном кружении «Лондонский глаз». Я отворачиваюсь. Глаза бы мои на него не смотрели. Не хочу вспоминать о своем позоре. Надо же было выбрать самую заметную достопримечательность во всем городе, чтобы так вляпаться.
Захожу в кафе, тяжело опускаюсь на стул и заказываю двойной капучино. Я смертельно устала. Вдруг я ее вообще никогда не отыщу? Нет, нельзя позволять себе такие мысли. Надо продолжать поиски. Я не имею права сдаться. К тому же я все больше волнуюсь за Сэди. Да и заняться все равно нечем. Пока я ее разыскиваю, можно больше ни о чем не думать. Ни о карьере. Ни об объяснениях с родителями. Ни о Джоше.
Ни тем более об Эде. Мысли о нем особенно нестерпимы. Поэтому лучше сосредоточиться на Сэди. Почему-то мне кажется, все встанет на свои места, стоит мне ее разыскать.
Достаю список, озаглавленный «Как найти Сэди», но большинство пунктов уже зачеркнуты. Кино представлялось мне самым многообещающим. Теперь остались только танцевальные клубы и дом престарелых.
Пью кофе и обдумываю дальнейшие шаги. В дом престарелых Сэди не заманишь. Она его ненавидела. Но проверить все-таки стоит.
Предстоящая поездка в дом престарелых для меня нож острый. Сначала обвинила их в убийстве, а теперь снова являюсь на порог.
Интересно, знают ли они о моей неблаговидной роли? Не дай бог! Вдруг полицейские им сказали: «Это Лара Лингтон опорочила ваше честное имя!» Если да, то мне конец: сестры и сиделки затопчут своими грубыми форменными туфлями, а старики отколошматят палочками и ходунками. Так мне и надо.
Открывает дверь Джинни — похоже, она не в курсе. Лицо ее расплывается в добродушной улыбке, и я чувствую себя последней гадиной.
— Лара! Вот так сюрприз. Давайте я помогу.
Я сгибаюсь под тяжестью картонных коробок, а огромный букет цветов так и норовит выскользнуть из рук.
— Пожалуйста, — с облегчением вздыхаю я, отдавая ей верхнюю коробку. — Это шоколадные конфеты для персонала.
— Да что вы!
— И цветы тоже для медсестер… — Я иду за ней в пахнущий мастикой холл и кладу букет на стол. — Просто хотелось поблагодарить вас за прекрасный уход за двоюродной бабушкой Сэди.
Спасибо, что не убили ее.
— Как мило! Все будут очень тронуты.
— Вот и славно, — неловко мямлю я. — Я прошу прощения от имени семьи, что мы были негодными родственниками и не посещали Сэди… чаще.
Вернее сказать, никогда.
Пока Джинни с восторженными восклицаниями распаковывает коробки, я украдкой пробираюсь к лестнице.
— Сэди! — шепотом зову я. — Ты здесь?
На верхней площадке пусто.
— А там что? — Джинни косится на другую картонную коробку. — Тоже шоколад?
— Нет. Это музыка и кино для постояльцев.
Открываю коробку и достаю «Мелодии чарльстона», «Лучшие фильмы Фреда Астера», «1920–1940-е годы: Избранное».
— Может, им понравятся танцевальные мелодии их молодости, — объясняю я. — Особенно самым пожилым. Это должно их взбодрить.
— Какая вы молодец, что подумали об этом! Давайте фазу же поставим что-нибудь!
Она спешит в гостиную, где старички смотрят идиотское ток-шоу.
— Сэди! Сэди, ты здесь?
Разумеется, она не отвечает. И надеяться было нечего. Надо уходить.
— Ну вот, — склоняется Джинни над проигрывателем, — сейчас послушаем.
Раздаются первые такты. Ансамбль двадцатых годов наигрывает беспечную джазовую мелодию. Слышно не слишком хорошо, и Джинни прибавляет громкость.
Старик с кислородной подушкой, поникший под клетчатым пледом, вдруг поднимает голову. В комнате возникает движение. Старички оживают один за другим. Кто-то даже начинает подпевать надтреснутым голосом. Одна старушка отбивает такт рукой, лицо ее сияет от удовольствия.
— Они в восторге, — радуется Джинни. — Какая чудесная идея! Жаль, мы не додумались до такого сами.
Я смотрю на стариков, и у меня сжимается горло. Они ведь тоже, как Сэди, чувствуют себя совсем молодыми. Им всем по-прежнему двадцать, а седые волосы и морщинистая кожа — лишь оболочка. Дедушка с кислородной подушкой наверняка ловелас, старушка со слезящимися глазами — озорная девчонка, обожающая разыгрывать друзей. Все они были молоды, у них были друзья, они устраивали вечеринки, и жизнь казалась бесконечной…
Со мной происходит нечто странное. Я словно наяву вижу их молодыми. Я смотрю на их юные трепещущие души, стряхнувшие пыль многих лет и отплясывающие под бодрую музыку. Они танцуют чарльстон, высоко вскидывая ноги; у них густые, еще не поседевшие волосы; они смеются, хватают друг друга за руки, закидывают головы, упиваются танцем…
Я моргаю. Видение исчезает. Передо мной комната, населенная стариками. Оглядываюсь на Джинни. Она улыбается и фальшиво подпевает.
Музыка разносится по дому престарелых. Сэди здесь точно нет. Услышав джаз-бэнд, она наверняка примчалась бы глянуть, что тут происходит. Еще один ложный след.