Девушка из 3-го подъезда
Шрифт:
При шестицилиндровом двигателе езда укладывалась в рамки лишь нежаркой весной или сухой осенью.
Летом с кондиционером и зимой с печкой на сто километров уходило сорок литров бензина.
Почему он не менял эту машину, не знал никто.
Не трогая газ, поддержанный автоматической коробкой передач, Корнилов думал о том, где купить выпивку на вечер.
В целом он почти не пил, но без жены было нечем занять время.
Каждый год в конце декабря супруги Корниловы наряжали елку; традиция помогала ощутить минимальный вкус жизни.
Искусственное дерево было китайским, но качественным: с пушистыми мутовками и пластиковыми шишками, точь-в-точь, как настоящими.
К концу января елку до следующего сезона складывали в коробку из-под накопительного водонагревателя «Электролюкс».
Вчера, уже перед сном, ее установили в гостиной.
Корнилов предвкушал, как включит перебегающую гирлянду, сядет с выпивкой перед телевизором и запустит видео с женой, где она танцует самбу, размахивая голой грудью.
Таким образом могла создаться иллюзия, что он не один.
Жена, некогда окончившая местный мединститут, работала представителем датской фармацевтической компании.
Она улетела на итоговый «митинг», какие фирма проводила дважды в год.
После недели тренингов и отчетов в гостинице «Россия» предстояла поездка в Копенгаген на завод-производитель.
Так было заведено; традиционная служебно-развлекательная командировка дополняла деловую встречу.
Все медпредставители при устройстве на работу оформляли Шенгенскую визу, летали по миру без проблем.
Прошлогоднее католическое рождество жена встретила в Финляндии.
Вернувшись из Хельсинки, она призналась, как после сорока трех лет, проведенных в России, обнаружила, что жареное мясо в обычном кафе может быть вкусным, а водопроводная вода – приятной.
В том сомнений не имелось.
Корнилов до сих пор занимался научной работой, время от времени ездил на зарубежные конференции.
Хуже, чем в России, он не чувствовал себя нигде; даже во Вьетнаме было лучше.
Временами до невозможности хотелось оказаться в стране, где нет ни зимы, ни снега, ни слякоти, ни бессмертных полков, ни лебедей из старых автопокрышек,
Город – родной и нелюбимый – возник из метели неожиданно.
Заснеженный, он казался менее отвратительным, нежели был на самом деле.
Даже убогие дома выглядели почти празднично.
Проспект, который начинался от въезда и вел в северную часть, был расчищен.
Наконец-то появилась возможность прибавить скорость.
Стрелка спидометра радостно подпрыгнула, ей надоело дрожать около отметки «сорок».
Радость оказалась преждевременной.
После второго моста-развязки впереди показалась похоронная процессия.
Вероятно, она спустились из старой части, чтобы проехать напрямую и свернуть на дорогу, ведущую к загородному «Южному» кладбищу, недавно закрытому, сейчас открытому вновь.
В голове медленно ехала черная, украшенная золотом «Газель», за ней тянулись машины родственников.
Замыкала колонну какая-то китайская дрянь, с эмблемой, напоминающей обглоданный рыбий скелет.
На заднем стекле пестрела сильно потертая наклейка с надписью «На Берлин!» в обрамлении черно-оранжевой ленты.
Корнилов скрипнул зубами.
Не верилось, что где-то существует мир, в котором нет ничего, кроме солнца и соленого воздуха, и люди украшают себя не патриотическими тряпицами, а леями из цветков франжипани.
Даже на холостых оборотах машина ехала слишком быстро; он перевел селектор на пониженную передачу.
В зеркала было видно, что и нагонявшие сбросили темп, ползли следом.
Все верили в приметы; никто не отваживался обогнать покойника.
Лишь редкие водители – вероятно, молодые дебилы – вырывались вперед и даже сигналили.
«Матрица», лежащая справа, показалась разрешением судьбы.
5
Ангар гипермаркета был низким и душным.
Стоило поскорее купить водки и ехать домой, к одинокому полузабытью возле елки.
Алкогольный отдел был задвинут в дальний угол: россиянам навязывали здоровый образ жизни, а детей предлагали зачинать непорочным образом.
Хорошего спиртного в «Матрице» не водилось.
Лучшим из худшего оказалась «Столичная», которую в последний раз он пробовал летом.
Взяв две бутылки – с запасом на первый запив – Корнилов пошел расплачиваться.
Из доброго десятка касс работала всего одна; чернявая девчонка еле управлялась со сканером, тыкала пальцами беспомощно, сбивалась и вводила заново.
Деревня оккупировала город, но осталась на первобытном уровне.
Очередь волновалась; никто не хотел терять тут лишнюю минуту.
Он стоял молча – терпеливый, как стегозавр, даром, что без костяных гребней и рогов на хвосте.
Утреннее ожидание высосало до костей; не хотелось делать ни одного лишнего движения.
–…Здравствуйте!
Корнилов не сразу понял, что приветствие относится к нему.
Обернувшись, он увидел девушку с пачкой чипсов.
Лицо ничего не говорило; это была не студентка, не чья-то аспирантка, вообще кто-то не из университетских.