Девушка из Хиросимы
Шрифт:
Чиновник обещал передать прошение кому следует и сказал, что ответ будет непременно.
Обо всем этом было написано в извещении, наклеенном на доске у входа в деревенскую управу в Старом поселке.
Но через день на стене управы, на плетнях трех поселков, на телеграфных столбах и деревьях появились листочки с заголовком «Бюллетень № 1 журналов «Наша земля» и «Кормовое весло». В этом бюллетене сообщалось о том, о чем умолчал староста.
Оказывается, токийский чиновник сказал:
«Участок до круглой скалы с самого начала был включен в зону полигона «Кэмп Инола», и этот вопрос вряд ли может быть подвергнут пересмотру. Следует также иметь в виду, что при заключении соглашения
о предоставлении американской стороне территорий для полигона предусматривалась возможность проведения в дальнейшем дополнительных строительных работ, необходимых для обеспечения безопасности местного населения. И эти дополнительные работы могут потребовать соответствующих изменений границ «Кэмп Инола».
Вот что сказал чиновник из Токио.
Далее в бюллетене говорилось:
«А в переводе на обычный человеческий язык слова чиновника означают: аме решили расширить военную базу. Это совершенно точно Но в какую сторону будут расширять, к Старому поселку или к Новому, пока неизвестно. Как только узнаем, известим всех.
Читайте наши бюллетени и тем, кто не читал, рассказывайте своими словами. Не давайте срывать бюллетеней и листовок. За свободу и независимость! За всеобщий мир!»
Эти листочки были содраны деревенскими полицейскими, но многие жители успели прочитать, и тревожная весть распространилась по поселкам.
3
Теперь’Сумико ходила на гору по так называемой задней тропе — со стороны долины перед Черепашьей сопкой. Отправлялась еще засветло. Итти туда было нетрудно, но возвращаться приходилось одной поздно ночью. Никто не мог провожать ее: Рюкити и Ясаку должны были сейчас же нести напечатанные экземпляры в одно место, а Хэйскэ оставался дежурить в шалаше.
Было очень страшно переходить висячий мост в темноте. Веревки качались, скользкие деревянные брусья отстояли далеко друг от друга, и легко можно было оступиться, кружилась голова, замирал дух: вот–вот старые соломенные веревки оборвутся — и полетишь вниз головой в пропасть.
А еще страшней было проходить мимо той скалы с пещерой, из которой мог в любой момент появиться барсук Хандзаэмон, и мимо большого дуба на прогалинке, под которым застрелился киноактер. Каждый раз, проходя мимо этих мест, Сумико складывала пальцы и произносила заклинание.
В шалаше на горе теперь работали три гарибана. Выполнялись заказы не только «Нашей земли» и литературных кружков на Монастырской горе и в Восточном поселке, но и срочные заказы из города — отдела культуры Демократического союза молодежи и других организаций, так как иногда все мимеографы и гарибаны, находившиеся в распоряжении демократических организаций в городе, были завалены работой.
Рюкити взял еще трех помощников — одного парня из «Четырех Эйч», жителя из Старого поселка, и двух парней с Монастырской горы. Они работали в дневной смене, а в ночной смене работали Ясаку, Хэйскэ и Сумико. Работы было по горло.
Сумико теперь не только печатала, но и писала на восковке, а иногда ей еще поручали рисовать заставки. Ясаку принес старые номера газет «Красное знамя» и «Друг крестьянина» и токийских журналов «Новый мир» и «Народная литература», в которых было много разных рисунков. Они пригодились Сумико в качестве образцов. Когда печатали брошюрку «Жизнь патриота Такеда Юкио», написанную Кандзи, Сумико сделала несколько заставок. Эту брошюрку отпечатали в количестве ста экземпляров.
А вскоре ее переиздали в городе, напечатав в типографии и снабдив иллюстрациями–оттисками с рисунков, вырезанных на дереве. Заставки Сумико в эту брошюрку не попали. На обложке значилось: «Текст и рисунки Кацу Гэнго». На этот раз Сумико не удо стоилась высокой чести.
Зато Матао удостоил ее заказом: сделать заставку кстихотворению, которое должно было пойти в «Кормовом весле». Стихотворение было довольно длинное. Начиналось оно так:
Как и в те времена, к огда к рестьяне шли на замки даймио, подняв шесты с кусками рогожи, — так и теперь они несут это знамя, славное мятежное знамя предков!
Но теперь на рогоже выведено тушью:
«Мы против баз! Мы против войны!»
Вся страна испещрена военными базами —
Кэмп Крофорд, Кэмп Макнил, Кэмп Стилуэл, Кэм<п Мур, Кэмп Дрю, Кэмп Хауген, Кэмп Кинг, Кэмп Кейтингтон, Кэмп Инола и прочая и прочая… семьсот с лишним!
А кончалось стихотворение следующими строчками:
…Знамена из рогожи поднялись одновременно — и в рыбацкой деревушке Утинада, и на островке Осима, и в поселках на склонах горы Асам а.
И на домощь крестьянам и рыбакам спешат отовсюду отряды солидарности — докеров, железнодорожников, шахтеров, овязистов, студентов, сотрудников гарибанных журналов — всех настоящих патриотов.
Их красные флаги развеваются рядом с рогожными знаменами!
Славя сидящим на передовой линии всенародного сопротивления! Каждый обязан скорей, не теряя ни одной минуты, помочь отважным борцам за родину!
Если не можешь поехать на место событий,
пошли деньги или вещи или хоть открытку с приветом
по «адресу:
ПРЕФЕКТУРА ИСИКАВА, УЕЗД КАВАКИТА, ДЕРЕВНЯ УТИНАДА, КОМИТЕТ ДЕЙСТВИЙ.
Скорей, не теряя ни одной минуты!
Пусть слышит весь мир наш голос:
Долой военные базы! Долой войну!
Не дадим повторить Хиросиму!
Сумико сделала к этому стихотворению заставку: взлохмаченный голубь отгоняет самолет, на котором написано: «Инола».