Девушка из Хиросимы
Шрифт:
Он замахал руками:
— Это вовсе не я. — Он приставил руку ко рту: — Это… Кацу Гэнго.
Сумико подняла брови, улыбнулась и еще раз поклонилась. Она стала просматривать напечатанные листы. Вначале шло стихотворение о борьбе жителей деревушки Утинада в префектуре Исикава против американского полигона — о том, как крестьяне и их жены сели на дорогах, не пропуская грузовики со снарядами, и как на помощь крестьянам пришли из городов отряды рабочих и студентов.
После стихотворения шел очерк. В нем рассказывалось–о событиях на крохотном островке Осима, у полуострова 1Кии. Узнав
— У нас тоже начали что–то делать, — сказала Сумико. — Уже вспахали дорогу.
Ясаку привстал и поднял руку:
— Удар внезапный враг нанес, как будто в ухо спящему брызнули водой. И заполыхает пламя гнева… по всей стране…
Хэйскэ прыснул и низко наклонился над гариба–ном. Ясаку покосился на Сумико и, заметив, что она тоже заку сила губу, заговорил обычным голосом:
— Помнишь, тогда на собрании учитель Акаги предупреждал насчет наступления «Инолы»? Оно началось. Мы должны дать отпор! Поэтому будем печатать в «Нашей земле» и «Кормовом весле» стихи и очерки о том, как дерутся патриоты в Утинада, на Осима и в других местах. Пусть местные жители пойдут по их пути. Деревенский староста и председатель деревенского муниципального совета вчера поехали в город для переговоров с чиновниками, приехавшими из Токио. Посмотрим, что будет дальше…
Рюкити вошел в шалаш без всякого сигнала.
— Сумитян!.. — Он остановился у входа и испуганно посмотрел на нее. — Похудела как… Я видел Матао на собрании, он мне сказал…
Он вытер совсем мокрое лицо утиральником, засунутым за пояс.
— Рютян тоже… совсем черный стал. — Она улыбнулась и наклонила голову набок. — Совсем обуглился…
Ясаку пошевелил носом — стал совсем похож на лисичку.
— Ты же сказал, что будешь ночевать в городе. — Он подмигнул и посмотрел на Сумико. — Мы тебя не ждали…
Рюкити ничего не ответил. Он подошел к бочонку и стал жадно пить воду.
— Все напечатали? — спросил он у Ясаку. — Сейчас придет сюда Цумото.
Остались только письма читателей и рекомендательный список литературы.
Надо вставить сообщение насчет Такеда Юкио. Памяти борца…
Ясаку вскочил и схватился за волосы. Сумико вскрикнула:
— Умер?
Умер, — сказал Рюкити. — В доме предварительного заключения. Сказали — от чахотки…
Он сел на солому рядом с Сумико и, опустив голову, протяжно вздохнул. Все молча смотрели на него.
— А Сугино?.. — тихо спросил Ясаку.
Сугино выпустят, — сказал Рюкити. — Полиция объявила, что всех, кто дрался тогда в лесу, выпустят. Они не хотят сейчас будоражить народ, потому что начинают расширять базу. Пока неизвестно, остановятся ли у круглой скалы, или пойдут дальше. — Помолчав немного, он добавил: — А учителю Акаги и дедушке придется зарытlb>ся еще глубже, их ищут вовсю.
Когда Сумико собралась домой, Рюкити сказал, что одной ей итти нельзя. Солдаты с базы шныряют все время по шоссе, ездят даже ночью. Итти одной по лощине около шоссе опасно. Можно было бы пройти по другой
Пошептавшись с Ясаку и Хэйскэ, Рюкити сказал:
— Иди через лощину. Тебя проводит Хэйскэ. На минутку…
Он кивнул ей, и они вышли из шалаша.
— Вот что… — Он откашлялся в ладонь. — Слушай хорошенько. Теперь дело пойдет всерьез, начнем бороться по–настоящему. Будет очень опасно. Поэтому, может быть, тебе… — Он запнулся и, помолчав немного, продолжал: — Если схватят, будет трудно стерпеть все. Даже мужчинам. Поэтому надо хорошенько подумать. Может быть, на некоторое время… Сумитян останется в стороне. Так лучше будет.
Она посмотрела на него исподлобья:
— Значит, Рютян… — Не договорив, она повернулась к нему спиной и приложила рукав к лицу. Ее плечи стали вздрагивать.
Сумитян, не надо обижаться. — Он притронулся к ее плечу. — Боюсь за тебя, только поэтому…
Она вдруг упала ничком в траву и громко заплакала. Из шалаша высунулись две головы. Рюкити сел на корточки рядом с Сумико и шепнул:
— Я говорил с Кантяном. Он тоже считает так…
Сумико зарыдала еще громче. Ясаку вышел из
шалаша.
— Тише! Услышат внизу, — шепнул он.
Плач мгновенно прекратился. Она лежала молча, не двигаясь. Потом молча поднялась, отряхнула шаровары и быстро пошла вниз. Рюкити бросился за ней и, долнав, схва тил за рукав. Она вырвалась и повернулась <к нему. Она тяжело дышала и вздрагивала.
— Меня сделали калекой… — Она ткнула себя пальцем в плечо. — Я хочу бороться, я не боюсь!
Она задохнулась и поднесла руку к горлу. По ее ли–цу текли слезы. Увидев приближающегося Хэйскэ, она быстро вытерла щеки.
— Пошли! — буркнул Хэйскэ, проходя мимо.
Я думала, Рютян умный, — она повела головой и всхлипнула, — а Рютян дурак!
Он опустил глаза и тихо сказал:
— Я дурак.
Первый в мире дурак! — Она топнула ногой и пошла за Хэйскэ.
Они спустились с горы и прошли вдоль водоема к насыпи около шоссе. За насыпью стояли новенькие столбы, их освещал прожектор, установленный на крыше крайнего барака. На одном из столбов была прибита квадратная доска с большими черными буквами: «KEEP OUT»; и сбоку иероглифы: «Проход воспрещен».
— Закрыли дорогу, — пробормотал Хэйскэ. — Теперь в город придется топать кругом, через Куротани. Втрое дальше.
Из–за дуба у дороги появился японский полицейский. Шлем у него был низко надвинут на глаза, в руках — дубинка. Он пошел вразвалку, остановился у столба, широко расставил ноги и, закинув руки за спину, стал вертеть дубинкой.
2
Деревенский староста и председатель деревенского муниципального совета виделись в городе с чиновником министерства иностранных дел, приехавшим из Токио, и подали ему челобитную от имени жителей трех поселков. В прошении говорилось, что передача американской стороне участка префектурного шоссе от развилки до круглой скалы привела к закрытию прямой дороги в город и это поставило местных жителей в крайне тяжелое положение.