Девушка из Моря Кортеса
Шрифт:
— Я не имела в виду...
— Одно верно: в мире есть плохое и хорошее. — Виехо немного помолчал. — Мне сказали, что на днях ты опять досаждала рыбакам.
— Нет-нет! Я только...
— Мне сказали, что ты что-то громко кричала и вообще вела себя недостойно.
— Пускай они думают все, что им заблагорассудится. Я всего лишь просила, чтобы Хо и Индио с их компанией проявляли больше осмотрительности. Они ловят все, что ловится, и приносят домой рыбу, с которой ничего нельзя сделать. Я же вижу, что они убивают рыбу не только для пропитания. Но если они будут продолжать так поступать, в море скоро
— Ты не права. Море вечно. И человек может охотиться на все, на что пожелает, — имея на то причину или нет. Это ему решать, какую рыбу оставить в живых, а какую поймать и убить. Пеламида, тунец или морской окунь хороши в любом виде: живые, они кормят других животных; мертвые, они кормят людей да и других животных, полезных животных. Дурные же твари, вроде морских змей, бородавчаток или скорпионов, приносят только боль и смерть. Есть животные, которые и плохи, и хороши, например барракуда, которая может или накормить человека с лихвой, или отравить его. Или акула — она приносит достаток и пропитание, но зачастую нападает на людей.
— А скалярия? Разве в ней есть что-то плохое или хорошее? — спросила Палома. — Или иглобрюх? Индио поймал одного на днях, думая, что поймал марлина. А зачем? Эта рыба не идет ни на стол, ни на продажу.
— Море кормит рыбаков, — сказал Виехо. — Поэтому они должны стать одним целым с морем и его обитателями. И подчас, чтобы узнать морскую тварь, ее нужно поймать и убить.
Паломе не хотелось дальше расстраивать или обижать деда, поэтому она прекратила спор, тем более что ей вряд ли удалось бы поколебать его уверенность. Она просто выразила надежду, что никто из морских обитателей не пожелает познакомиться с ней самой таким же способом.
Выйдя наружу, Палома оглядела предзакатное небо. Солнце висело над горизонтом, и казалось, что оно вот-вот будет затянуто под блестящую серую поверхность воды.
Палома поспешила на свою излюбленную скалу — узкую полоску камня, выступающую над западным концом острова. Она приходила сюда каждый день в одно и то же время, и ей нравились и скала, и час заката. Именно здесь она чувствовала полный покой, близость к природе и жизни вообще.
Садившееся солнце окрасило в розовый цвет редкие облака над головой, но горизонт был безоблачен. Палома продолжала созерцать блестящее лезвие моря, что врезалось в огненный шар солнца, медленно сползающего вниз и теперь казавшегося сплющенным.
Палома подумала, что сегодня можно будет увидеть зеленый луч. Уткнув подбородок в ладони, она старалась не моргать, приковав свой взор к исчезающему солнцу. Зеленый луч трудно разглядеть: вечер должен быть ясным и почти прохладным, на воде не должно быть волн, и от нее не должно исходить тепла, горизонт должен быть безупречен и без единого облачка. И конечно, нужно сидеть и внимательно наблюдать, не моргая, ведь зеленый луч появляется лишь на долю секунды в тот самый момент, когда последний краешек солнца ныряет за горизонт. Много раз Палома пропускала зеленый луч, случайно моргнув, и видела его за всю свою жизнь лишь дважды, причем первый раз — давным-давно вместе с отцом, когда тот привел ее за руку и показал ей это особое место.
Когда нижний край солнца коснулся горизонта, Палома готова была услышать шипение, будто раскаленный диск опустился в воду, или увидеть, как клубы пара поднимутся от того места. Но солнце мягко и беззвучно — казалось, все быстрее и быстрее — ускользало с вечернего неба.
Палома затаила дыхание и широко раскрыла глаза. Солнце скрылось, и когда Палома уже подумала, что зеленого луча сегодня не будет, он вдруг возник — ослепительно яркий укол зеленого света — и исчез в тот же момент.
Палома еще некоторое время разглядывала небо, наслаждаясь той стремительностью, с которой происходят перемены в пейзаже в самом начале и конце дня. Желтизна постепенно гасла, следуя за солнцем к другим частям света. Небо над головой быстро темнело и покрывалось звездами, и только еле заметный розовый отсвет по-прежнему держался на облаках.
Внезапно Палома почувствовала необыкновенный покой и счастье. Считалось, что увидевший зеленый луч обречен на счастливую судьбу и удачу. И хотя Палома не верила в предзнаменования, она знала, что лучше было увидеть свечение, чем так и не дождаться его.
Она поднялась на колени и уже собралась уйти со скалы, когда какое-то едва заметное движение в воде привлекло ее внимание. То, что увидела девушка, заставило ее остановиться, внимательно приглядеться и вновь задержать дыхание.
Гигантский марлин вдруг выпрыгнул из воды, словно извиваясь в судороге наслаждения, и отчетливо обрисовался на фоне темно-синего неба. Его сабельный клинок рассекал воздух, а серповидный хвост был вздернут вверх. Наконец, медленно и грациозно, огромная рыбья туша обрушилась в воду.
Прошла целая секунда, прежде чем грохот, вызванный этим падением, достиг ушей Паломы. Когда все стихло, расходящиеся по воде круги были единственным свидетельством только что исполненного марлином акробатического номера.
Произошедшее было очень необычно, и казалось, это сама природа шепнула девушке, что все же следует верить в предзнаменования.
Гордясь тем, что она только что стала невольным свидетелем бурного пиршества природы, Палома зашагала домой. Идя по тропинке к дому, она взглянула вниз и заметила своего брата Хо и двух его приятелей, подплывающих к причалу на моторной лодке.
С высоты холма Палома видела, что для них день удался. Лодка была доверху наполнена рыбой, и рыбья чешуя переливалась всеми цветами радуги в вечернем полумраке. Было видно также, что они опять ловили все без разбору и глушили всю пойманную рыбу. В лодке лежали скалярии и морские ерши, пеламиды и каранксы, иглобрюхи и скаты-хвостоколы и даже пугливые и безобидные, но совершенно бесполезные гитарные акулы. Очевидно, та рыба, которая не попадалась на крючок, ловилась гарпуном, а если не помогал гарпун, в ход шли сети.
Палома наблюдала, как Хо выключил мотор и направил тяжело груженную лодку к причалу, в то время как его приятели перебирали руками мертвую рыбу и выбрасывали за борт ту, которая не пойдет на продажу.
Когда Палома впервые стала свидетелем этой процедуры, она разразилась гневом, кричала на Хо, требуя объяснить, почему они не отпустили ненужную рыбу сразу, еще живую, если они знали наперед, что все равно выбросят ее мертвую.
Хотя Хо и был обескуражен ее гневом, он ответил ей вполне хладнокровно: