Девушка, которой нет
Шрифт:
– …и я углядел твою красавицу.
«Нехорошо получается: Ленка – сдобная особа, а „Peugeout 306“ – красавица», – второй раз за вечер посочувствовала подруге Фея.
Петруха, чудом выживший после штыкового удара Абдуллы, оказался легкомысленней своего напряженного коллеги. Он уже весело тараторил о том, какие козлы все в жопу ужаленные начальники. Им бы отряд ОМОНа здесь держать, а не на какой-то чахлой подстанции, которая если не накроется, то через десять дней никому не будет нужна.
– Можно мы пройдем? Посмотрим, –
– Смотрите. Если вы без подвязок шахида. – Петруха вытащил огромный фонарь, а его напарник ругнулся: «Типун тебе на слизистую…» – Сегодня новеньких привезли. Не будите их.
Кристя безошибочно петляла по извилистым коридорам, вытягивая в фарватере запыхавшуюся Ленку, не перестававшую бормотать остроты, и Фею, приготовившуюся к самому неожиданному. Душа сопротивлялась приближению к неизвестному, будто ожидая – что-то очень хрупкое внутри обязательно расколется, когда они достигнут цели поездки.
Девушки на носочках вступили в гигантский спортивный зал. К исполинским свежим окнам была пришпилена серая подмосковная луна, уныло освещавшая не менее сотни кроватей и раскладушек.
Кристя выключила фонарь и зашептала:
– Малолетки. Как только родители и близкие исчезают, их свозят в эти накопители. Отсюда распределяют по детдомам. Сейчас бюрократическую машину клинит. Некоторые уже неделю торчат в таких спортзалах.
Фею словно ударили огромным воздушным молотом. Сначала по голове, потом в грудь. Она задохнулась.
Ленка выругалась. Словно ожидая этого сигнала, в темноте вспыхнули десятки фонариков. Кто-то заорал:
– Гаси пришельцев!..
– Демоны!..
– Петруха, у тебя детей воруют!..
Из ближнего угла заступились:
– Это свои! Кристя.
Звонко хлопая босыми ногами по полу, выкатился кругленький мальчик. На вид не больше семи.
– Познакомьтесь, девочки, – важно сказала Кристя. – Это Лось.
– Вот уж неправда! – заспорила Ленка. – Скорее Колобок.
– Сама ты Колобок! – огрызнулся мальчик.
Огоньки фонариков безумствовали в огромном зале – носились по потолку, прыгали по лицам девушек, прятались под одеялами. На разном отдалении от застывшей на пороге делегации вспыхивали очаги оживления – невидимые, но хорошо слышимые. Взлетали и падали подушки, радостно взвизгивали девочки, между кроватями носились юркие тени.
– Его со станции Лось вывезли, – шепнула Кристя Ленке, потом наклонилась к Фее и пояснила: – Тут многие стараются придумать прозвища, созвучные местам, где они жили. Кашира, Крылатый, Фрунзе, Партизан. Лось здесь пятый день кантуется. Старожил. Откуда фонарики, Лось?
– Магарыч по полтиннику толкает, – важно проговорил мальчик, по достоинству оценив серьезное отношение Кристи к своей персоне.
– Магарыч – это местный завхоз, – вновь пояснила Кристя. – Даже тепловая смерть Вселенной не усмирит подпольного кипения российского
– Пойдемте. – Мальчик повел их к своей раскладушке. Было видно – он основательно обжился. К раскладушке придвинута скамейка, на ней разложены вещи и книги. Фея взяла у Кристи фонарик, посветила на обложку верхней – Владислав Крапивин: «Мушкетер и фея».
Фея поежилась, отвела Ленку в сторону (Кристя метнулась в темноту, проведать других своих знакомых):
– Им ни телевизор смотреть, ни книг читать нельзя. Сейчас на человечество лучше опустить колпак Средневековья. Чтобы ни фантазий, ни иллюзий. Работа по шестнадцать часов в день и кровавые подвиги ради куска хлеба.
– Ты, старушка, напиши подробную инструкцию чиновникам. Чего можно, чего нельзя. Думаю, им сейчас не до теорий. Вторую неделю сбиваются со счета пропавших, бесхозных и недееспособных. Лучше забери отсюда десяток сирот – если все так же бодренько будет продолжаться, скоро никаких спортзалов не хватит.
Рядом, в густой темноте угла, раздалось всхлипывание.
– Кто здесь? – Фея шагнула на звук.
Тень, вжавшаяся в угол, оказалась возмутительно маленькой девочкой, укутанной в спортивный костюм. Его размер легко подошел бы Александру Валуеву. Малышка пошевелилась, из ее руки брызнул красный свет, который она направила снизу вверх на заплаканное лицо.
– Почему у тебя фонарик красненький? – заворковала Ленка – даже с агрессивным гуманоидом она не стала бы говорить столь нежно.
Девочка зашепелявила:
– Магарыч шказал – это у него пошледний. Ш крашным штеклом. Де-фек-тив-ный, – с трудом выговорила она. – Такой же, как я.
– С чего это ты взяла? – возмутилась Фея.
– Меня бросили, – не задумываясь, ответила малышка. – Я проснулась… никого нет.
К ним протиснулся Лось и важно сообщил:
– Она три дня дома одна просидела. Бананы с кетчупом жрала. Дома не нарыдалась, теперь здесь целый день ревет.
– Как тебя зовут?
– Капа.
Фея присела рядом, включила Петрухин фонарь и рассмотрела, что щеки у малышки пунцовые от слез, а волосы не мыты и не чесаны, наверное, с того самого дня, как Фея обработала косой внутренний периметр Кремля.
– Ты почему не спишь? – спросила Фея.
– Не хочу. На этом. – Капа показала на кровать, выглядящую как царское ложе по сравнению с продавленной раскладушкой, на которой утвердился Лось.
– Позавчера там один хмырек исчез. – Лось с удовольствием пустился в объяснения. – Его из Черемушек привезли. Огромный, как Годзилла. Двенадцать лет. Он мне целый день сливу делал – нос до сих пор болит.
– Петрухина смена была, – добавила подошедшая Кристя. Она подвела еще одну девочку, усадила ее на колени и стала укачивать. – Мы с ним заведение вдоль и поперек прочесали. Лучше, чем нацисты варшавское гетто в сорок третьем… Мальчика не нашли.