Девушка на качелях
Шрифт:
– Сейчас? Со мной скандалить?
– Нет, с тобой – нет. Это я все про отца говорю. Я, наверное, не успокоюсь, пока не узнаю всю правду. Всю-всю-всю, до самого донышка. Как именно мама решила покончить с собой, почему отец это допустил… Мне нужны подробности.
– Послушай, а у вас с отцом кто-нибудь из родственников жив? – с интересом спросил Григорий.
– Нет.
– А друзья семьи?
– Друзья? У отца есть друзья, но… это друзья отца, я с ними почти не общаюсь. Адвокат Доброделов – известный очень, слышал?.. Его по телевизору часто показывают. Из мэрии много
– Это все не то. Должен быть человек, который был в курсе той давнишней истории с твоей мамой…
Агния задумалась. Кира? Но Кира – бестолковая тетка, у нее свой взгляд на это дело. Полина? Полина, может, и знает что, но она – невеста отца, она не станет его выдавать. Перебрав все возможные варианты, Агния произнесла медленно:
– Света… Света, она давно в конторе отца работает. Кажется, она должна знать.
– Разве она расскажет? Твой папенька ей голову свернет… Или она не боится потерять работу? – усмехнулся Григорий.
– А я слово дам, что ее не выдам. Ты знаешь, мне кажется, она расскажет. У нее в глазах иногда такое… – задумчиво произнесла Агния. – Там такие страсти кипят, что она должна мне все рассказать.
Суббота. Григорий ушел на дежурство, оставив Агнии ключи. Она набрала домашний номер Светы:
– Алло, Света… Нам надо поговорить. О моем отце.
Молчание.
– Света! Ты можешь не бояться, о нашем разговоре отец никогда не узнает.
Молчание. Слышно было только, как Света дышит.
– Света!
– А я не боюсь, – вдруг с вызовом произнесла Света. – О чем ты хочешь узнать?
– О том, почему моя мама наложила на себя руки.
Молчание. Потом сдавленное:
– Ты знаешь… – И громко, решительно: – Приезжай! Ко мне приезжай, прямо сейчас. Я все, все тебе расскажу!
…Через полтора часа Агния уже звонила в дверь Свете.
– Привет, Агния. Заходи!
До этого момента Агния не представляла, как живет Света. И была поражена: маленькая однокомнатная квартирка в панельном доме, не просто маленькая, а даже крошечная какая-то, с низкими потолками, тонкими стенами. Дешевая мебель, бумажные простенькие обои, запах стирального порошка. Следов откровенной нищеты – как, например, в доме у Киры – не наблюдалось (ни вытертых до дыр ковров, ни ветхих стульев), но все в этой квартирке говорило о скудости средств хозяйки…
«А чего я ожидала? – подумала Агния, проходя вслед за Светой в комнату. – Она лишь помощница нотариуса, и только… Откуда у нее большие деньги?»
– Сюда, пожалуйста, – Света рукой указала на диван.
– Ты живешь одна? – присаживаясь, спросила Агния.
– Одна. Мама умерла пять лет назад. Очень болела, – быстро произнесла Света, села в кресло напротив. На Свете был короткий шелковый халат пестрой расцветки, тапочки с пушистыми помпонами, но эта игривость в одежде странно контрастировала с ее внешностью. Света – слишком худощавая, жилистая, с темной, желтоватой кожей – словно брела долго по безводной пустыне. В рабочей обстановке (женщина появлялась в нотариальной конторе в белой блузке, застегнутой до последней пуговицы, черной юбке, в плотных колготках –
Агния как будто в первый раз увидела Свету.
И это вскользь оброненное – «мама умерла пять лет назад»… И сколько ей, Свете? Всего лишь тридцать шесть.
– Что ты так смотришь на меня? – резко спросила Света.
– Я… я все время думаю… когда вижу тебя… Ты… была любовницей моего отца? – спросила Агния.
Света вытаращила глаза – и без того огромные, темные, подведенные резко черными тенями, уходящими к вискам. Глаза – это все, что напоминало о Нефертити, с которой когда-то сравнивали эту женщину.
– Да. Была! – выпалила Света. – А что? Ты меня осуждаешь? Ты об этом хотела поговорить? Ну так знай – я была любовницей твоего отца!
Агния помолчала.
– А почему ты спрашиваешь об этом? – нервно произнесла Света. – Почему, почему?
– Потому что он всех сделал несчастными, – мрачно, спокойно ответила Агния. – Всех женщин, которые были с ним рядом.
На лице Светы отразилось изумление, потом она вдруг расслабилась, закрыла глаза – и засмеялась с каким-то облегчением даже.
– Да, это так… Боже, как ты права! – Света открыла глаза, придвинулась ближе. – Агния! Как жаль, что мы не поговорили с тобой об этом раньше… Но мне казалось, Борис убьет меня, если я стану болтать о его тайнах… А ты сама все узнала, да? Сама?
– Нашла документы, – кивнула Агния. – Рылась в тайнике у отца.
– Ах, молодец, девчонка! – звонко, переливисто, истерично, так, что у Агнии заложило уши, снова засмеялась Света. – Ну да… Только так и можно узнать правду… Сам-то Борис никогда ни в чем не признается!
– Отец говорил, что мама умерла от сердечного приступа. Я подозревала, что это он довел ее… И хотела знать правду. Но я не думала, что все настолько… настолько ужасно. Никакого сердечного приступа не было, мама повесилась – из-за отца, я теперь знаю.
– Да, твоя мама повесилась из-за Бориса! – с исступленной радостью закивала Света. – Он ее довел! Но раз ты все знаешь… Зачем ты пришла ко мне?
– Я хочу знать подробности.
– Да. Да. Подробности! Точно. Я тебе все расскажу. Все, все! И мне плевать, что будет… Ты пьешь? У меня есть водка. Ну немножко, глоточек!
«С утра – водку?» – тяжело задумалась Агния.
– Ладно. Давай. Только рюмку, не больше.
– Отлично! Я знала, что ты мировецкая девчонка… Ух, как мы могли бы дружить все эти годы! – Света, сверкнув темно-желтыми коленями, бросилась на кухню, вернулась с передвижным столиком, на котором была бутылка водки, рюмки и кольцо краковской колбасы. – За нас.
Они чокнулись, выпили.
Света принялась ожесточенно пилить колбасу, произнесла сдавленным голосом:
– На вот, закусывай… кружочек… открой рот. Ам! Супер. Ты молодчина. Так вот… Твой папаша – кобель тот еще. Хотя это теперь не так называется. Знаешь как? – Света уставилась на Агнию огромными черными, лихорадочно блестящими глазами.