Девушка на обочине
Шрифт:
Папа иногда звал её Хиппи — кошка уродилась пушистой. Так я узнала, что бывают особые люди, отличительный признак которых — волосатость.
Понятия о счастье, конечно, у каждого свои. Кошка наша за всю жизнь никогда не покидала квартиры, за исключением визитов к ветеринару. На балкон мама её не пускала, боясь, что Хэпка упадёт с седьмого этажа, но я тайком выпускала под присмотром. Кормили животину деликатесами, это да. В общем, жизнь у неё была вполне обывательская. И довольно долгая: 19,5 лет.
Поначалу, однако, жизнь мёдом не казалась: простуда
Операция была тяжёлая, дважды добавляли наркоз: по первому разу она вообще не уснула. Через три часа вынесли её полегчавшей вдвое: столько было гноя. Надели попонку с завязками на спине, сшитую бабушкой.
Дома, отходя от наркоза, кошка начала стонать. На каждом выдохе. Мы заговаривали ей зубы — пели колыбельные, а потом решили вслух почитать книжку. Под руку попался «Дядя Фёдор, пёс и кот». От ласкового голоса Хэпка успокоилась, замолчала. Папа читает:
— У одних родителей мальчик был. Звали его дядя Фёдор…
Слушает кошка.
— Только мама его зверей не любила.
Кошка: — У-у.
— Особенно всяких кошек.
— У-у-у! У-у-у! У-у-у!
Как она поняла? Ведь интонация не менялась.
Через пару дней у Хэпки открылось внутреннее кровотечение. Подушечки лап, язык и нёбо стали белыми как бумага, а тело холодным. Ветеринары сказали, что помочь ничем нельзя, кроме хлористого кальция. Мы вливали эту горькую дрянь ей в рот — и ведь глотала! Полпузырька выпила, а потом, видно, почувствовала, что достаточно, и стала плеваться. Всю ночь мама держала Хэпку на руках, согревала и баюкала. К утру совсем отчаялась: кошка обвисла, как тряпичная кукла, и не открывала глаз. Но папа, проснувшись, сказал:
— А ты знаешь, она тёплая!
Прошла почти неделя, когда мы забеспокоились, что у кошки нет стула. Сначала думали: раз не ест ничего, то и нормально. Позвонили ветеринарам, те говорят: вы что! Стали вливать в рот подсолнечное масло. Плевалась. Но мы были настойчивы и залили много. Мама уже привычно носила Хэпку на руках, как вдруг со звуком пулемётной очереди из-под хвоста полетело. Мама стояла посреди комнаты вся в дерьме и счастливо улыбалась.
В результате общих усилий кошка наша попала в те 50 %, которые выживают. А когда ей снимали швы, она продрала брезент, которым фиксировали крупных собак (судя по дырам от зубов), и удрала под шкаф с медикаментами. И после этой операции, а было ей тогда четыре года, больше ничем не болела до глубокой старости.
Хэппи была не злая, но не умела рассчитывать свои силы, и мы вечно ходили в царапинах и укусах. Бабушкины варикозные вены она регулярно вскрывала, бабушка обливалась кровью, но всё ей прощала. Мы же наказывали кошку газетой, свёрнутой в трубку: не больно, но обидно, и хлопает страшно. А я, с целью отучить зверюгу кусаться и царапаться, показывала ей, как это больно: кусала её сама за лапы и за уши и царапала иголками — не до крови, но чувствительно. Про иголки она не понимала, а вот про укусы понимала!
Я выпускала еженедельную газету «Кошачьи ведомости» с новостями о нашей кошке и информацией о кошках, почерпнутой из достоверных источников. Листки газеты развешивала на стене. Разумеется, писала с неё картины и сочиняла песни. Однажды решила собирать вычесанную шерсть, чтобы набить для Хэпки матрасик: технология самообеспечения. Но шерсть свалялась, и матрасик оказался неудобным.
Зараза Хэпка любила такую игру. На одном стуле часто висел халат, он свисал до пола. Когда к нам приходили гости, киса пряталась под халатом и высовывала белый кончик лапки. Гость думал, что уронили ватку, нагибался её поднять — и тут в него впивались когти. Мы сами быстро просекли фишку и перестали вестись на ватку, но гости попадались регулярно.
Ещё она любила залезть по ковру на шкаф, скинуть с уголка папину расчёску и загнать её под палас. Меня и других детей этот ритуал приводил в восторг. Папа сокрушался, но расчёску не убирал. И залезать в родительский диван во время уборки она любила, в самый последний момент, когда оставалось положить последнюю подушку. Чтобы достать кошку, приходилось снимать снова все подушки и открывать диван. А я любила смотреть, как убирают диван, и за неё болеть, чтобы успела. Такие мы с ней были вредины.
Однажды Хэпка тяпнула меня за правое запястье, а на следующий день надо было в школе сдавать большое сочинение. От напряжения рука распухла и сильно болела. Меня повели в травмпункт. Врачиха пыталась навязать нам уколы от бешенства. Мама подписала очередную бумагу о том, что будет лечить меня, как сама считает правильным. Таких бумажек она подписывала штук двадцать, и всегда оказывалась права, хоть и гуманитарий. Я подросла и решила сама научиться медицине, чтобы не зависеть от специалистов-халтурщиков. А маму тогда обязали заплатить небольшой штраф за то, что она не сообщила вовремя в соответствующую инстанцию о по-кусе животным. Была выписана квитанция: «на гр. Яшникову наложен штраф за покус». Сей документ мы сохранили. А мне в мед. карте написали диагноз: «укус кошки правой кисти».
Правда, наша зверюга была всегда готова защитить своих, если что. Когда к нам приходили другие дети, и во время шумной возни я начинала орать, Хэппи моментально прибегала с решительным видом: кого тут порвать? Надо было обязательно ей показать, что я вне опасности.
Как-то мы пригласили приличных гостей на какой-то семейный праздник. Особо навороченных продуктов у нас не водилось, но при совке и рижские шпроты считались деликатесом. Две банки шпрот красиво разложили в селёдочнице. Отвлеклись на что-то, глядь — а Хэпка на праздничном столе с ногами, и половины селёдочницы уже нет! Пришлось гостей срочно чем-то занимать, чтобы не заметили конфуза.