Девушка нелегкого поведения

Легкокрылая богиня Ника была тут совсем ни при чем. Нику Лосовскую назвали этим именем в честь славного черноморского города-порта Николаева.

Тридцать лет назад незамужняя Никина мама — скрипачка — гастролировала в тех краях с ленинградским театром оперетты. Попав из ветрено-промерзшей северной весны прямиком в настоящее лето, она с наслаждением окунулась в ароматы моря и роз и охотно отдалась прочим южно-украинским соблазнам. Вернувшись в Ленинград, одинокая скрипачка подумала-подумала и сказала своему «гастрольному» ребенку жизнеутверждающее «Да!»

Ника Лосовская выросла и без отца, и без переживаний по поводу его отсутствия. Подобно своей тёзке — летучей посланнице Олимпа — она тоже любила всё крылатое: бабочек и чаек, самолеты и мечты… Сейчас, в приветливый октябрьский день последней осени второго тысячелетия, она сидела на скамеечке у памятника Пушкину рядом с музеем русского искусства. Почти ясное питерское небо осеняло поэтического гения нежнейшими переливами бирюзы и аквамарина. Запрокинув голову, Ника наблюдала за плывущими в небесной вышине фрегатами, каравеллами, яликами — настолько запали ей в душу морские пейзажи, которыми она только что любовалась на выставке Айвазовского.

Нагретый солнцем кленовый лист покружил перед бронзовым носом Пушкина и изящно спланировал прямо в руки девушки (Нику пока еще редко называли по-взрослому — «женщиной»). Она бережно разгладила его на ладони и загрустила. Муж Ники был далеко от нее, фантастически далеко. Вчера она послала ему очередное письмецо с большими и маленькими новостями. Но туда, куда уехал ее Вовка, вести добираются, наверное, не скоро…

Домой Ника возвращалась пешком — очень уж не хотелось расставаться с сегодняшним небом, с ощущением покоя и переполненности нежной синевой.

Зайдя в квартиру, она как-то сразу очутилась на диване и мягко поплыла в обволакивающую зыбкую дремоту…

Совсем некстати затренькал телефон.

— Господи, — простонала Ника, не успевшая доплыть даже до первого сновидения. — Ухитришься раз в жизни заснуть средь бела дня, так тут же объявятся завистники!

Звонил давний приятель Семен Мармеладов. Он был посвящен в культурные планы Ники и интересовался впечатлениями от выставки Айвазовского, на которую хотел пойти со своей супругой в ближайший уикенд.

— Ой, Сёмка, я такая уставшая и сонная… Подробный отчет тебе завтра предоставлю, — пробормотала Ника. — Сейчас скажу только одно: я была приятно удивлена.

— Чем? — встрепенулся Мармеладов.

— Ну, ты же знаешь мою тягу ко всему неопределенному, абстрактному… Мне казалось раньше, что «Девятый вал» — это слишком уж натуралистично и скучно, прямо как телевизионная реклама «Галина Бланка буль-буль!». А тут, в музее, я впервые внимательно посмотрела

на эти «буль-буль»… И обнаружила, что морские пейзажи Айвазовского очень даже романтичны и таинственны. Вот только жаль, что развесили их впритык друг к другу — тесно им там, как селедкам в бочке. Шуму моря негде разгуляться.

Никин друг Сёмка именовался полностью Семеном Семеновичем Мармеладовым, а отцом его был — представьте себе! — эфиоп.

Более тридцати лет назад далекая Эфиопия осваивала, как и Россия, очередную стадию социализма и активно засылала свою смуглолицую молодежь на учебу в российские вузы. Некий Менелик Балча обучался как раз в то время в Ленинградском технологическом институте на одном факультете с милой русской девушкой Леночкой Мармеладовой — будущей матерью нашего героя. Между ними случился роман, стремительный и волнующий, такое иногда бывает.

Конечно же, Менелик знал о мощном вкладе своей отчизны в судьбу русской поэзии. Эфиопские студенты, учившиеся в России, гордились соотечественником Абрамом Ганнибалом, прадедом Александра Сергеевича Пушкина, и продолжали славную традицию слияния российско-африканского генофонда. Когда растерянная Леночка Мармеладова сообщила Менелику о своей беременности, парень сохранил спокойствие и, казалось, даже обрадовался.

Уже была запланирована интернациональная свадьба, но случилось непредвиденное. Отдыхая в родной стране на очередных студенческих каникулах, Менелик полюбил эфиопку. Сразу после этого Леночка Мармеладова, бывшая уже на четвертом месяце непростого положения, получила однозначную отставку.

«Эфиоп твою мать!» — выругался в сердцах Леночкин папа, Семен Семенович Мармеладов, узнав о коварной измене несостоявшегося заморского зятя. Новорожденному внуку он дал собственные имя, отчество и фамилию и чуть не продал сгоряча семейную дачу в Суйде под Питером, где по роковому совпадению жил когда-то в своем имении и там же был похоронен Ганнибал — знаменитый сородич предателя-зятя.

Поостыв, Мармеладов-старший ограничился тем, что лет на пять переселил собрание сочинений Пушкина из книжного шкафа в пыльную кладовку со старьем. Впрочем, позже он вернул его на законное место и даже выставил в первый книжный ряд вместе с любовно собранными трудами по генеалогической истории пушкинской семьи и путеводителями по загадочной стране Эфиопии.

Юный Семен Мармеладов был, в отличие от дедушки-тезки, азартным и непоседливым, шкодливым и изобретательным — в общем, заметно и уверенно выделялся на фоне положительного, медлительного и несколько застойного мармеладовского семейства. Он с детства мечтал о профессии сыщика-одиночки, став очередной жертвой обаяшек Шерлока Холмса и Эркюля Пуаро. Будучи молодым человеком, он уже обладал всеми данными, необходимыми для этого очень увлекательного занятия. Он был умен, смел и вырастил рельефную мускулатуру — специально для поимки опасных преступников в условиях повышенной сложности. Но поскольку определялся он с выбором образования и будущей профессии еще в советские времена, то остановился на менее изысканной специальности следователя.