Девушка под сенью оливы
Шрифт:
– А мы вам поможем, – немедленно вызвался Мак. – Будем ходить везде вместо вас. Знаете, мой отец тоже не любил говорить о войне. Он вернулся домой и попытался зажить прежней, довоенной жизнью. К сожалению, брак его распался, и через какое-то время он женился вторично. Можно сказать, что я поскребыш, дитя его преклонных лет.
– Что ж, на сегодня мрачных воспоминаний достаточно, – подвела я черту под прошлым. – Завтра мемориальные торжества, а потому давайте весь сегодняшний день проведем как самые обычные туристы. Будем отдыхать, развлекаться, наслаждаться жизнью. Есть свежие идеи, Мак?
– Знаю одно прекрасное местечко! Там полно ресторанов
Я молча кивнула в знак согласия. Не хотелось остужать его энтузиазм. Этот прелестный городок я в свое время увидела сквозь просветы в закрытом грузовике, когда нас увозили из Ханьи. Однако хватит об этом! Сегодня мы просто отдыхаем. Но куда мне деться от всех тех ужасов, которыми полнились мои последние дни на Крите? Такое невозможно забыть, а вот досаждать молодым грузом своих малоприятных воспоминаний, пожалуй, не стоит. Кажется, меня ждет еще одна страшная ночь, и прежние кошмары снова будут терзать мое воспаленное воображение.
Тюрьма Агия Июнь 1944 года
Отсутствие фамилии Пенни в списках вызвало у тюремного начальства определенное замешательство. Как и тот факт, что она представилась сестрой милосердия Красного Креста.
– Тогда как вы оказались в этом грузовике? – Начальник караула смотрел на нее с нескрываемым подозрением.
– Я помогала старикам взобраться в машину, а в результате оказалась в ней и сама.
Пенни обвела взглядом окрестности. Она была наслышана об этой мрачной тюрьме. Что ж, самые худшие слухи подтвердились полностью. Угрюмое здание, похожее на неприступную крепость, отгороженное от остального мира высокими крепостными стенами.
– Значит, вас все же арестовали?
– За что? За то, что я помогала людям? Нет конечно! Я же вам говорю! Я представитель Красного Креста. Мы ухаживаем за слабыми и больными стариками.
Пенни попыталась воздействовать на тюремщика чистосердечным взглядом, но он лишь еще сильнее насупился, разглядывая ее.
– Так вы еврейка?
– Нет. Меня зовут Афина Пападопули. Вы же видите, что все мои документы в порядке. Я из Красного Креста.
– Да, но вы не в форме.
– Послушайте! При чем здесь моя форма? Вот мой значок! Я просто не успела переодеться в этой спешке, только и всего!
Замешательство тюремной охраны еще более усилилось, но в итоге ее отпихнули в сторону и занялись остальными. Она лишь могла наблюдать за тем, как арестованных после обыска и сдачи всех личных вещей уводят в сопровождении конвоиров и собак прочь.
Ее собственные документы были направлены для отдельной проверки. Солдаты бросали в ее сторону ухмылки и сальные взгляды. Пенни почти физически ощущала опасность, буквально разлитую в воздухе. В конце концов ее затолкали в какую-то сырую камеру, где уже находилось не менее двадцати сиделиц. Женщины жались друг к другу, пытаясь хоть немного согреться таким образом.
Все глазели на нее с нескрываемым интересом.
– Еще один ягненочек на заклание! – негромко промолвила девушка в разорванном платье, которое она попыталась собрать воедино с помощью обрывков веревок. – Добро пожаловать в ад!
И тут же на Пенни обрушился град вопросов.
– Откуда ты?
– Тебе известно, что случилось с…
– Когда нас отсюда увезут?
Ответов у нее было мало. Она уже поняла, что большинство обитательниц камеры – это женщины, уличенные в сочувствии партизанам или даже в том, что они сами являются партизанками. Многих схватили тогда, когда они носили еду мужьям и братьям. Кого-то предали свои же соседи. Все они приговорены к исправительным работам в концлагерях. Судя по их облику, женщин били, кого-то пытали, быть может даже насиловали. Перед ней на грязной соломе лежали сломленные, морально раздавленные существа.
Все, что она могла им сообщить, – это то, как проходила депортация евреев, которую она видела собственными глазами. Ей хотелось помочь несчастным, но теперь она вряд ли что сможет для них сделать.
– Тебе нужно поскорее отсюда выбираться, – наставительно заметила одна из женщин. – Ты обязана рассказать руководству Красного Креста о тех безобразиях, что здесь творятся. По ночам здесь такие крики!
Выбираться! Легко сказать! Только как это сделать? Пенни уже начала терять счет дням, проведенным в тюрьме. Никто не торопился выпускать ее на волю, никто не знал, где она и что с ней, никого, судя по всему, не волновало, что она вместе с другими арестантками валяется на полуистлевшей соломе в душной, забитой до отказа людьми, грязной, пропахшей зловонием и нечистотами камере. Единственным послаблением для всех них являлась ежедневная короткая прогулка в тюремном дворике. Пенни лишилась сна. Да и разве можно было заснуть под аккомпанемент душераздирающих криков, под звуки автоматных очередей и одиночных выстрелов, под громыхание кованых сапог по каменным плитам коридоров? В такие минуты ей становилось особенно страшно. Каким ветром ее занесло в этот кромешный ад? Где сейчас Соломон и Сара? Сумела ли спастись Йоланда? На все эти вопросы у Пенни не было ответов.
Но вот наконец наступил день, когда всех женщин вывели из камеры, построили в колонну и объявили им об отправке в концлагерь.
Пенни потребовала встречи с дежурным офицером.
– Я приехала сюда добровольно, чтобы помогать старикам. А потому требую, чтобы меня немедленно отправили назад в Ханью.
– Требую? – издевательски рассмеялся конвоир. – Здесь никто не имеет права требовать! Встань в строй!
– Но это возмутительно! Меня даже не судили. У вас против меня ничего нет. Почему же вы держите меня здесь?
Конвоир с размаха ударил ее прикладом прямо по лицу.
– Заткнись, сука! Ты же у нас большая любительница евреев! Вот и получай! – Пенни отшатнулась, едва не упав на землю. – Вперед! Кому сказано! И помалкивай впредь, иначе будет хуже.
Сокамерница помогла ей удержаться на ногах, и они медленно побрели вслед за остальными. Значит, ее тоже отправят в концлагерь вместе с другими женщинами. Вот уж воистину, от судьбы не уйдешь. Возмездие по-немецки все же настигло ее. А чем она лучше, если разобраться? Пожалуй, грехов у нее перед этой властью будет еще поболе, чем у этих несчастных, особенно если вспомнить о ее активной работе в рядах Сопротивления.
Всех узников вывели во двор и погрузили в машины, целый караван крытых грузовиков. Потом началась медленная, долгая дорога через Ханью на восток к Ираклиону. Первую ночь узники провели в турецкой крепости, неподалеку от крохотного городка Ретимно. Спали прямо на каменном полу. На рассвете следующего дня их снова разбудили и снова рассадили по грузовикам. То было страшное в своей безнадежности путешествие. Даже они, молодые, чувствовали, что силы на исходе. А что говорить о стариках и больных? Тех, кто не выдерживал всех тягот этого ужасного маршрута и умирал, попросту вышвыривали из машин, оставляя тела гнить возле дороги.