Девушка под сенью оливы

Флеминг Лия

Пенни почувствовала, как в ней закипает ярость. И это после стольких усилий, когда все они, сотрудники Красного Креста, отчаянно пытались спасти как можно больше жизней.

– То есть вы их здесь бросаете? И моих раненых из числа греков тоже?

– О них будет заботиться уже их правительство. А наше правительство в данный момент занимается эвакуацией наших людей, военных, гражданских, сотрудников дипмиссии. Эвакуация должна быть проведена в кратчайшие сроки.

– Спасибо за информацию! – Разговаривать было больше не о чем. – Меня ждут больные, извините. Я остаюсь здесь!

– Не глупите! Вы что, хотите попасть в плен? У вас же британский паспорт.

– У

меня сейчас греческая фамилия. Я вполне могу сойти за греческую медсестру.

– Да это же просто детский лепет, мисс Георг! Детский лепет! Потом, не забывайте, вы еще несовершеннолетняя.

– Вообще-то меня зовут мисс Георгиос. Прошу простить меня, но я в самом деле должна вернуться к своим обязанностям! Я уеду только тогда, когда прикажет мое непосредственное начальство, и ни минутой раньше!

Мистер Говард выскочил от нее как ошпаренный, бормоча себе под нос, что носятся тут со всякими девчонками, пекутся о них, а они…

Но Пенни вовсе не желала, чтобы о ней пеклись. К тому же дипломат ошибся. Она и сама спохватилась только сейчас. Ей уже исполнился двадцать один год. Совершеннолетняя! Просто она была настолько замотана последние недели, что сама забыла о своем дне рождения. И он прошел незамеченным, без традиционного торта и цветов. Как же она могла пропустить такую важную дату? Можно сказать, судьбоносную. Двадцать один год, краеугольный камень на ее жизненном пути. Ведь сейчас она имеет полное право делать все, что ей угодно, может сама принимать любые решения и отвечать за них. Что ж, первое решение она уже приняла, и мистер Говард ушел от нее ни с чем. Как же она изменилась за прошедшие месяцы. Пенни и сама удивлялась тому, как мало в ней осталось от той прежней девочки, которая когда-то приехала в Афины учиться археологии. Нет больше бунтующей дебютантки, нет больше страдающей от неразделенной любви юной девы. И все же забыть про собственный день рождения! Это уж совсем из ряда вон! Должна же она угостить своих напарниц хотя бы традиционными греческими сладостями. Впрочем, легче сказать, чем сделать! Где их раздобудешь в этом хаосе?

И все же она послала свободного дневального на поиски угощения. Тот обошел несколько бакалейных лавок и вернулся с кульком медового печенья и бутылкой вина. Что ж, на войне как на войне. Пенни устроила небольшое пиршество для коллег и раненых из своей палаты.

– Многие лета, chronia Polla ! – хором кричали присутствующие и пили за ее здоровье.

Позже, когда они сидели с Йоландой на улице, потягивая какао, вглядываясь в ночное небо с мириадами звезд и вслушиваясь в отдаленные раскаты артиллерийской канонады, Пенни рассказала подруге о разговоре с сотрудником посольства.

– В свое время я обещала отцу, что уеду, когда здесь станет по-настоящему опасно. Но после того что мы уже видели… И как я могу бросить всех и уехать?

Йоланда печально взглянула на спящий внизу город и тяжело вздохнула.

– Передо мной та же дилемма. Я ведь тоже обещала родителям приехать к ним на Крит. Когда сюда войдут немцы, я сразу же попаду в особые списки, если верить слухам. А люди рассказывают страшные вещи… И что мне делать? Уехать сейчас?

– Делай как лучше для тебя! Уезжай! Но я буду очень скучать по тебе! Я же останусь с этими несчастными до конца. Меня отсюда только ломом выковыряют! Раненые просто в отчаянном настроении, да и дух у них совсем упал. Сегодня один молодой парень отказался от еды. Сказал, что хочет умереть. Другие же просто рвутся домой, к своим. Кто им поможет, если не мы? У меня такое чувство, что все их бросили на произвол судьбы. Мне стыдно, что я англичанка. Неужели же я стану спасать свою шкуру, унося отсюда ноги на первом подвернувшемся судне? Ни за что!

– Обещай мне, что будешь писать. – Йоланда ласково погладила ее руку. – И еще раз с днем рождения! Прости, мой подарок очень скромный!

С этими словами она достала из кармана халата небольшой пакетик. Пенни развернула бумажную салфетку и увидела белоснежный носовой платок с ее инициалами, вышитыми красным шелком. Они переплелись с первой буквой имени Йоланды. Чуть ниже был вышит нежный цветок фиалки.

– Сама вышивала? – восхитилась Пенни. – Как красиво! Я и не знала, что ты умеешь вышивать. И такая тонкая мережка! – Пенни почувствовала, как у нее увлажнились глаза. – Что бы с нами ни случилось, мы до конца наших дней останемся друзьями, да? А мне тебе и подарить нечего! – огорчилась она.

– Не торопись! Мой день рождения еще только в октябре. – Йоланда кивнула на платок. – Зато ты отныне всякий раз, когда будешь смотреть на эту фиалку, станешь вспоминать меня. Ведь мы с тобой подруги навек!

– Спасибо тебе! – Пенни обняла подругу за плечи. – Я буду беречь этот платок как самое драгоценное свое сокровище!

Спустя два дня все сестры ночью получили приказ помочь британским коллегам в организации эвакуации раненых. Раненых увозили в каретах «Скорой помощи», на грузовиках, на тележках, на всем, что могло двигаться. Сестры-англичанки расставались со своими греческими коллегами со слезами на глазах. Все понимали, что греческий персонал оставляют на милость врагу, который уже на подступах к городу. Закутавшись в плащи, Пенни и Йоланда сопровождали тех, кого несли на носилках. Поправляли у раненых повязки, все время мерили их пульс. Процессия под покровом ночи медленно двигалась по направлению к бухте.

Вначале эвакуация шла по плану, но потом началась бомбежка, сразу же спутавшая все карты. Воронки от бомб, мешавшие грузовикам ехать дальше, испуганное ржание лошадей, брошенные в спешке вещи… К заливу со всех сторон стягивались вереницы беженцев. Все устремлялись туда, где на фоне ночного неба мрачно чернели силуэты полуразрушенных торговых судов, военные корабли, рыбацкие лодки. Несколько судов уже отошли от причалов, взяв курс на Нафплион.

Самолеты методично бомбили всю акваторию порта. «Неужели мы управимся до рассвета?» – думала Пенни, глядя на разворачивающийся перед ней кошмар. Крики, стоны, мольбы о помощи, конгломерат из человеческих тел и машин. Как в этой мешанине понять, кто есть кто? Но звучали отрывистые команды, шеренги выравнивались, носилки с ранеными пропускались вперед, и их несли дальше со всеми возможными мерами предосторожности.

Налет прекратился так же внезапно, как и начался. Пенни с тяжелым сердцем рассматривала корабли, стоявшие на пирсе. Сколько из них сумеют добраться до пункта назначения? И что будет с теми, кто остается здесь, когда военные покинут порт? Внезапно один из раненых начал метаться в агонии, порываясь вскочить с носилок. На помощь к Пенни поспешили еще две медсестры, и они втроем едва уложили беднягу на место, после чего вкололи успокоительное. Пока они возились с молодым человеком, процесс эвакуации почти нормализовался. Живая очередь возобновила свое мерное движение к шлюпкам, на которых людей доставляли на борт кораблей.

Йоланда, сопровождавшая пеший строй солдат, оказалась далеко впереди. Впрочем, Пенни, ушедшей с головой в работу, было не до подруги. Лишь спустя полчаса, когда почти все ее пациенты были благополучно переправлены на борт судна, она начала расспрашивать у коллег, кто видел сестру Маркос. Нужно было возвращаться на базу и готовить к отправке очередную партию раненых. Никто ничего не мог сказать ей. Тогда она бросилась к военным, но и там не прояснили ситуацию. Военные занимались своим делом, куда им еще следить за какой-то медсестрой! Вон их сколько тут!