Девушка с голодными глазами
Шрифт:
В конце концов Манина наивная категоричность была опровергнута особыми обстоятельствами.
Ее первым клиентом стал мужчина, с которым Маня отправилась бы на край света, причем совершенно бесплатно, если бы он только ее позвал. Он на все сто процентов соответствовал ее эстетическому идеалу – похожий на викинга высокий блондин с холодными серыми глазами и великолепным чувством юмора. Он дожидался ее возле гримерной, а когда она вышла, с чисто умытым лицом, в джинсах, со спортивной сумкой на плече, удержал ее за локоть. Он был тоньше Мани раза в два, но все равно рядом с ним она почему-то почувствовала себя маленькой девочкой. Они о чем-то светски поболтали. Очарованная, она была готова оставить
С тех пор в ней что-то надломилось. Как будто она уже переступила некую черту, за которой притворяться паинькой не было смысла. Когда следующий мужчина подкатил к ней с соответствующим предложением, она только загадочно улыбнулась и красиво повела располневшим плечом.
Манина райская жизнь продолжалась два с половиной года. Она тренировалась, ела от души, выступала, спала с мужчинами, которые ее выбирали, с удовольствием тратила деньги, не задумывалась о будущем…
Однажды тренер пригласил ее в свой кабинет.
– Я вот о чем хотел поговорить, Марья Федоровна, – без улыбки начал он, и Манино сердце сжалось от дурного предчувствия. – Сколько вы весите?
У него в руках была Манина медицинская карта. Он прекрасно знал, сколько она весила, данные обновлялись каждую неделю. Сто двадцать пять килограммов. Многовато для того, чтобы уютно чувствовать себя в современном мире, но идеально для сумо.
– Сто двадцать пять, – он сам ответил на свой вопрос. – Марья Федоровна, мы вместе уже больше двух лет. Я к вам привык, мы неплохо поработали вместе. Но боюсь, что дальше наши пути разойдутся.
– Что это значит? – нахмурилась она.
– Это значит, что вам на пятки наступают новенькие. Команде нужны свежие лица. Я решил пожертвовать четырьмя, вами в том числе. И потом, сто двадцать пять, это, простите, уже перебор.
– Но вы сами твердили, что мне надо поправиться! – возмутилась Маня.
– Для спорта – надо. Для… остального, – он интеллигентно кашлянул, – вовсе не обязательно. Между нами, сейчас вы выглядите совсем не так, как два с половиной года назад. Вами интересуются меньше.
– Я могла бы похудеть. У меня получится.
– Вот когда похудеете, тогда и приходите, – ласково улыбнулся тренер.
Маня сняла квартирку в Мытищах и села на строгую диету. Она была отнюдь не первой женщиной в мире, выяснившей, что набрать вес куда проще, чем его сбросить. Круглосуточные танталовы муки, а за месяц уходит жалких пять килограммов, которые при ее комплекции не значат ровным счетов ничего.
Она боролась почти год. Потратила почти все свои сбережения. Ходила к массажистам, делала специальные рассасывающие жир уколы, пила тайские пилюли, купила беговую дорожку и резиновый костюм для «потения». Она даже записалась на липосакцию, но пожилая докторша только сочувственно покачала головой – липосакция, мол, настолько полным дамам не рекомендуется.
В конце концов она смирилась, сдалась. Да и вряд ли у нее был шанс вернуться в команду.
Маня устроилась продавщицей в бакалейный магазин.
Урожденная оптимистка, она не считала себя обиженной или несчастной. В конце концов у нее были воспоминания, в ее активах было роскошное прошлое. Почему-то особенно часто вспоминала она не тренировки, не бои, не длинную вереницу покупавших ее мужчин, а того светловолосого викинга с холодными серыми глазами, который первым заплатил за ее любовь.
Но иногда ей становилось тоскливо. Одинокими вечерами, когда она смотрела на собственное отражение в темном кухонном стекле. Воскресными
Московские ночи пахнут остывающим асфальтом и теплым сквозняком, горячим хлебом и бензином, коллекционными духами и сигаретным дымом, шоколадом и вишневым вином, потом и фруктовым бальзамом для губ, сладким кальянным дымком и теплыми августовскими сквозняками. Московские ночи гремят децибелами дискотек, фонтанируют спермой, ревут моторами гоночных кабриолетов, отстукивают ритм шпильками нарядных туфель, разноголосо смеются, горько плачут от разочарования, пьяно поют караоке, с бьющимся на счет ча-ча-ча сердцем томятся в ожидании первых поцелуев. Ночью Москва бесстыже стряхивает чадру благопристойности. Все, кому шальные эти ночи не по зубам, спешат запереться в собственных квартирах, остальные же, к которым всегда относилась и я, без раздумий пускаются во все тяжкие.
Я медленно брела по Якиманке в сторону Большого Каменного моста и пыталась наслаждаться спокойной теплой темнотой – одной из последних августовских ночей, когда можно гулять в шлепках на босу ногу и в косынке на влажных волосах, притворяясь, что осени не существует. В последнее время такие безмятежные вечера выпадали мне нечасто. Признаться, чувствовала я себя все хуже и хуже. Я предпочла бы остаться дома, рухнуть в плюшевые объятия старенького пролежанного дивана, напиться порошков от гастрита и весь вечер смотреть «Comedy Club». С другой стороны, выглядела я как никогда хорошо – удалось сбросить еще шесть килограммов. Под тонкой голубоватой кожей трогательно обозначился скелет – ключицы выступали, как у балерины, тазовые косточки выглядывали из-под джинсов, между бедер появилась зияющая щель, как у подиумных див. Впервые за долгое время я сама себе нравилась. Жаль было прятать в четырех стенах с таким трудом приобретенное совершенство. Мне хотелось нести красоту с гордо поднятой головой, хотелось читать о ней в восхищенных взглядах встречных прохожих. Плевать на слабость, анемию, желудочные колики. Я была чертовски хороша и, должно быть, впервые в жизни этим гордилась.
Раньше мне необязательно было заранее планировать ночь – в моем мобильном всегда находились три-четыре эсэмэски с приглашениями на вечеринки. Но в последнее время я ни с кем, кроме Нинон и эпизодических любовников вроде Михаила, не общалась. Старые друзья привыкли, что я вечно вне зоны доступа, и тормошить меня перестали. Новые так и не появились. Нинон коротала ночи за налаживанием личной жизни – а именно энергично спаривалась с самыми породистыми московскими самцами в надежде на удачное окольцовывание. Гениальный Громович терпеть не мог прожигание жизни в его разухабистых разновидностях, ему бы залечь с хорошей книгой на диване, в качестве озорного штриха распить бутылочку калифорнийского розового вина, в крайнем случае – сходить в кино на премьеру или в «Пушкинъ» на блины с икрой. И друзья у него такие же – правильные, умные, скучные.
В тот вечер что-то на меня нашло – я поняла, что нет смысла откладывать жизнь на потом. Мне двадцать девять лет, и я как никогда хороша собой, и весь последний год я и так провела в бесплодных поисках гармонии. Пора хватать молодость за шелковый хвост – чокнувшись шампанским с собственным зеркальным отражением, легкомысленно дернуть в ночь. На мне были одолженные у Нинон джинсовые шорты – после моих экспериментов с диетами я стала влезать в ее одежду. Белая мужская рубашка, узлом завязанная на впалом животе, туфли на соломенной танкетке, по четыре золотых браслета на каждой щиколотке. Я даже не поленилась потратить полчаса на макияж, и теперь лицо мое было ухоженным и свежим.