Девушка с хутора
Шрифт:
— А разве директор про таких ничего не знает?—удивилась атаманша. — За это ведь, пожалуй, и исключить могут. Семиклассник, слава богу, уже не дитя.
— А как это он за большевиков?—спросила Леля.—Что же он делает что-нибудь, или как? Я не понимаю.
— Не знаю. Это же не в нашем классе. Делать он, кажется, ничего не делает, а говорит всякое. Говорит, что казаки и нека-заки—одно и то же.
— Вот уж неправда!—невольно вырвалось у Нюры.—Кто же этому поверит?
— Мама, а почему у нас на Кубани
— А кто же будет тебе ботинки чинить? Белье стирать? Церковь белить? Кто будет работать в кузницах? Да мало ли всякой черной работы. Не будут же казаки этим заниматься. Наконец, нам нужны рабочие—сено косить, хлеб убирать... Вот к вам, кажется, девчата пришли. Слышите?
Вбежали Рая и Симочка.
— А мы тебя, Леля, в церкви искали-искали. Там на улице и на площади народу собралось!
— И бондари на площади спорят,—Симочка тряхнула рыжими кудрями и, сощурив глаза, уставилась на атаманшу.
— Кто?—не поняла та.
— Бондари, штукатуры и всякие...
«Принесло меня сюда!—думал хмуро Мишка.—Кабы Лелька одна была, а то их тут целый класс...»
— Ну, я домой,—он поднялся.
— Почему?—остановила его атаманша.—Оставайся с барышнями. Приучайся быть кавалером.
Девочки фыркнули. Мишка покраснел.
— Да я уроки учить надо.
— Не уходи,—Леля преградила ему дорогу, — мы еще за Гришей пошлем. Будет весело.
— Ну, ладно... Только пусть Гришка приходит обязательно, а то я все равно не останусь.
Леля сходила в кухню, приказала служанке Фросе бежать за Гришей и только хотела вернуться в комнаты, как скрипнула дверь и со двора вошла нюрина мать—Карповна.
— Здравствуйте, барышня. Мамочка дома?
— Дома... И Нюра у нас.
— Вот спасибо. А я с хутора. Свежих яичек привезла. Может, возьмете? Хо-о-рошие яички. И недорого.
— Не знаю,—замялась Леля.—Я маму спрошу. Садитесь.
— Неважно... Не беспокойтесь.
Она присела на край скамьи, поставила возле себя кошелку, поправила на плечах старую, уже выгоревшую на солнце шаль и тыльной стороной руки обтерла лоб.
— Заморилась я... Тепло уже.
— Карповна, войдите, — позвала атаманша.
Нюрина мать вошла и поклонилась.
— Добрый день.
— Погодите, — перебила ее атаманша. — Сядьте вот здесь с краю, я вам чашку чая налью. А ты, Нюра, что же не поздоровалась с матерью?
Нюра промолчала.
— Ну, как она тут? — посмотрев на атаманшу, спросила Карповна.—Слушается? Вы, пожалуйста, если что—не церемоньтесь, построже с ней, не велика птица... Ты вот с Лелечки бери пример. Как она, так и ты. Учись. И вот барышни хорошие, — указала она на Раю и Симочку.
— Ладно уж, — грубо перебила ее Нюра. — Сели пить чай и пейте.
Она чувствовала, что все глядят на нее, и Мишка, конечно, глаза выпятил, ухмыляется. Не знала, куда девать себя. Покосилась украдкой на Лелю и заметила, как та переглянулась с Симочкой... «И чего явилась?» — подумала Нюра про мать. Сказала ей резко:
— Вас тетя ждет. Идемте.
Карповна спокойно допила чашку, перевернула ее вверх донышком, поблагодарила атаманшу и спросила:
— Яичек возьмете? Я вам дешево уступлю. Яички свежие.
Нюра опять заметила, как Леля и Симочка переглянулись. Так бы, кажется, и провалилась сквозь землю. Однако притворилась равнодушной и обратилась к подругам:
— Побежим в сад.
Когда все ушли, а мать и атаманша отправились в кухню, Нюра сейчас же вернулась в комнаты. Оставшись одна, она угрюмо прислушивалась к голосам за дверью.
— Шесть... восемь... десять... — отсчитывала мать.
Нюра прикусила губы и отошла к окну. На дворе наливалась почками сирень. Из-за крыш выползало огромное белое облако. Перепархивали воробьи. Ослепительно блестели оставленные Фросей на скамье тарелки.
«Так все было хорошо,— с досадой подумала Нюра, — надо же было ей явиться...»
Наконец, мать освободилась, и они пошли домой. Нюра, надувшись, молча глядела в сторону.
— Ты что нос воротишь? — спросила мать. — Муха укусила, что ли?
— Только срамите меня,—сдерживая слезы, сказала Нюра.— Лелька и так зазнается, а вы... «яички свежие»... Явились, когда не надо.
'Мать с удивлением посмотрела на нее.
— Учишься, учишься, а все дура. Вот возьму тебя из школы на хутор, и будешь знать. Матери грубишь, бессовестная. Подожди, вернется с войны батька, он тебе покажет. В хорошем доме бываешь, а ума, что у козы.
III
В классе станичного высшего начального училища окна были раскрыты настежь. Сидя на парте у окна, Нюра лениво смотрела на широкую улицу, крепкий новый досчатый забор мишкиного дома.
В класс тихо вошла учительница—старшая сестра Раи. Окинув равнодушным взором учениц, она села, раскрыла сумочку, долго копалась в ней, морщилась...
Минуты три прошли в молчании и тишине. Только с мишкиного двора ясно доносился стук. Там новым оцинкованным железом крыли большой амбар.
Таисия Афанасьевна развернула журнал, повела пальцем по фамилиям учениц, потом тщательно обтерла кончик пальца носовым платком и позвала:
— Гнездюкова Ольга!
С третьей парты поднялась Оля. Бледная, с большими серыми глазами, коротко остриженная после тифа, худенькая, она уверенным шагом подошла к карте.
— Главные города в России,—начала она,—главные города... Таисия Афанасьевна, в учебнике напечатано—Петербург, а ведь...
— Ты же знаешь, что теперь он называется Петроград?