Девушка с пробегом
Шрифт:
— Хорошо, если обойдется парой месяцев…
Мой взгляд цепляется за целующуюся парочку в дальнем углу ресторана. Сердце сводит жгучей судорогой. И уже мои губы начинают слегка ныть.
Завидовать нехорошо, Надя…
Наверное, на моем лице мелькает какое-то недовольство, а внимательный Максим воспринимает это на свой счет, потому что тут же его тон становится едва ли не боевым.
— Все будет в порядке, — самоуверенно ухмыляется он, — мы из этого урода все до последней копейки компенсации ущерба вытрясем. А потом посадим. Все сделаем в лучшем виде, даже не волнуйся.
— Я не волнуюсь, — это я говорю с легкой улыбкой, — Дэйв бы не настаивал на тебе, если бы не знал, чего ты стоишь.
— О да, если уж наш Отелло свою ревность за пояс заткнул ради твоих интересов — значит, и вправду знает мне цену, — Максим хохотнул, улыбнулся лучезарно, хоть прям сейчас на обложку какого-нибудь музыкального альбома ставь. Только волосы бы еще намочить…
— Тебе кофе повторить?
— А повтори, — милостиво улыбаюсь я. Максим машет официанту.
Милый мальчик, на самом деле — открытый, болтливый, фактура имеется, глазки красивые. Подбородок тяжеловат, и в принципе черты лица далеки от золотого античного сечения, но есть в этой грубости черт что-то харизматичное. Ну, и наглая улыбочка спасает почти любого мужика.
Встреться Максим мне пару месяцев назад, весь его флирт не пропал бы втуне, а сейчас… Сейчас, спасибо, но богов на адвокатов не меняют. Даже на хороших адвокатов. Даже при том, что мой божественный сгинул в неизвестном направлении и на неопределенный срок. Мне есть чего ждать, в конце концов.
Максим доволен ходом расследования. Максим вообще всем доволен и в уме уже прибрал к рукам премию за положительное разрешение дела.
Для него все это рутина, а лично я немного охренела от того, насколько это, оказывается, геморройно
Я за это время видела адвоката Верейского, трех полицейских, каждому из которых рассказывала одно и то же, несколько гостей с вечеринки Огудаловой и её саму, разумеется, Борю Иванова, который вдруг из виновника происшествия превратился в ужасно важного свидетеля.
Кроме Бори в дело уже втянули его жену, консьержа нашего дома и пару наших соседей, — вообще есть ощущение, что я своим заявлением в полицию весь дом на уши подняла. Впрочем, на лицах моих соседей особых претензий нет. Разве что те, кто свидетелями не являются, немного обижаются.
Такая интересная заварушка — и мимо них…
Наверное, сейчас мне стоит поднять пятую точку и ехать уже домой, не отнимать время у Максима, тем более, что дела мы уже обсудили.
Вот только я точно знаю, что я доеду до дома, и Давида там не будет. И от этого зябнут пальцы.
— Ты нормально, Надь? — Пальцы Максима накрывают мою ладонь, и мне приходится глянуть на него недовольно и качнуть головой раздраженно, чтобы он отдернул руку. Видимо, слишком много потерянности отразилось на моем лице. Нет, надо брать себя в руки.
— Вполне, — я пожимаю плечами и улыбаюсь. Вру, конечно. Но не рыдать же в жилетку первому встречному. Тем более что уж больно дорогая у Максима жилетка. жалко в неё сопли пускать.
Я вымерзаю. С каждым днем мерзлота проникает в меня все глубже. Кажется, что меня все сильнее заметает зима, все плотнее накрывая меня снегом. Говорят, под снегом не умирают. Только спят. Вот и я сейчас — будто в спящем режиме, жду возвращения солнца, надеюсь, что не вымерзну совсем.
Но я жду. Жду. А что мне еще остается?
А еще мне ужасно странно заходить в квартиру Дэйва и без него. Даже при том, что пошел уже десятый день с его отъезда.
Десять дней. Стоит подумать об этом — и сердце в груди шевелит обмороженными крыльями. Я только жмурюсь крепче, не выпуская слезы из-под ресниц. Как вообще я раньше жила без него? Не знаю даже.
Я даже перестала возвращаться, пока Лиса в школе. И в те дни, когда мама не может меня отпустить на работу к Левицкому — я не возвращаюсь в его-наш дом, но плетусь в наш торговый центр, приземляюсь за тот столик, за которым божественные руки моего Аполлона расписывали меня под тигрицу, вытаскиваю из рюкзака ноутбук и туплю в него. Это проще.
Проще, чем заходить на широкую и пустую кухню и снова, раз за разом переживать тот душераздирающий момент, когда мне пришлось отрываться от него. С мясом, с кровью, брызжущей во все стороны, и только после ворчливо-ласкового: “Богиня, я опоздаю на самолет”.
На самолет…
Куда он улетел? И почему не пообещал вернуться? Нет, я помню, я ему доверяю, я дала слово, но почему, почему он не пообещал?
— Когда этот хрен вернется с горы — я набью ему морду, и тебя у него украду, только ковер найду покрасивее, чтобы тебя в него завернуть, — мечтательно заявляет Максим, и я смеюсь. Господи, кажется, я лет в восемнадцать лелеяла тайное желание, чтобы меня украли как Лиду из Кавказской пленницы, в спальнике или в ковре… И вот на тебе — дожила. В седой, почти мумифицированной древности.
Нет, Максим это все не всерьез. Это очевидно. Для него флирт — это вроде спорта, он крепко и довольно давно дружит с Давидом, и они явно плотно общались перед отъездом моего исчезнувшего божества. И он не пересекает обозначенной границы, когда чесать языком можно, а все остальное нельзя. Было бы иначе — я бы не позволяла себе пить кофе в его компании.
— Подбросить тебя до метро? — уже расплатившись спрашивает Максим.
— А это включено в твои услуги? — я чуть поднимаю брови. — Ты и так счет оплатил.
— Бери все, что есть в моем прайсе, раз уж Огудалов за все платит. Разоряй его в пыль, — вредным шепотом рекомендует этот вроде как хороший друг моего Аполлона, а потом просто машет в сторону двери, — поехали, говорю.
Ну, поехали, так поехали…
На самом деле, когда Давид укладывал в свой чемодан третью рубашку, в моей душе было настолько холодно, что даже уже и разбираться с Сашенькой мне не хотелось. Не было сил. Этот внезапный отъезд из меня их вычерпал, заставил вообще забыть об этой проблеме.