Девушка с пробегом
Шрифт:
Лежу в кровати, пялюсь в сумасшедше-красивый голубой потолок, пытаюсь настроить себя на бодрый веселый день.
Пора поднимать свою депрессивную задницу с кровати, Надя, нас ждут отнюдь не великие, но очень даже важные дела. И их много!
Я встаю. Стучусь в дверь Лисицыной комнаты, давая дочери первый толчок к пробуждению.
Чуть-чуть её приоткрываю дверь. В щель тут же протискивается наглая Лилькина морда, и госпожа демонесса выкатывается в коридор шоколадной кометой и плюхается своей хвостатой пятой точкой прямо у двери. И начинает пялиться.
— Ты между
А Лилит сидит и продолжает гипнотизировать меня. Засранка повадилась по утрам гулять со мной и носиться за мной во время пробежек. Конечно же, она отстает — лапки короткие. Что не мешает ей носиться за мной вокруг двора радостным повизгивающим метеором.
Вот так я и знала, что в конце концов на выгул этого хвостатого имущества буду эксплуатироваться я!
Как это часто бывает — по жизни бывает то густо, то пусто. Вчера вечером ты лежала на кровати и мечтала о ружье, чтоб тебя, всю такую страдающую, кто-нибудь все-таки взял и пристрелил, чтоб бедняжка не мучилась.
А сегодня у тебя дым коромыслом, надо ключи забрать от квартиры — именно сегодня, завтра нужный тебе человек улетает в отпуск. А еще надо в суд успеть тоже, и Лису бы еще в школу отвести хорошо.
Ну, хотя бы заберет Лису Паша, обещал накормить и погулять с ней по ТЦ. Уже ура. Я этому обрадовалась и непрозрачно намекнула бывшему муженьку, что ладно, так и быть, я готова простить ему алименты в этом месяце, если он сходит и купит с Лисой новые брюки для школьной формы.
И это было даже не в наказание, а потому что обострилась потребность. Ибо Лилька вчера решила Лисицыны брюки погрызть и напускать в них слюней. Было у меня ощущение, что пятна еще отстираются, а вот пострадавшей от собачьих зубов ткани это не поможет. За это в преступницу даже тапком кинули. Я кинула — кто еще может быть палачом в моей семье? Не попала, правда, я по жизни была тот еще снайпер, а сейчас, когда на душе настал сезон дождей — косячила еще сильней.
Эх, а вчера было так спокойно… Ну, если брать то время, пока Лилит мне не устроила вечерний моцион по квартире. Тишь, гладь и в кои-то веки нормально разведенная краска. И как же мне не хватало тех солнечных утренних часов, когда мы с Дэйвом возвращались, после того как отвезли Лисицу в школу. И я медитировала у мольберта, он у компа, наводил лоск в одном из своих проектов. А потом мы отвлекались от своих медитаций…
Боже, как мне этого сейчас не хватало. Как я тосковала по пикировкам с этим несносным нахалом, по его таким весенним ладоням. Он бы согнал с меня эту корку мерзлоты, у него это уже получилось.
Вот и где он? Почему ни звонка, ни сообщения на чертовом Фейсбуке, ни одной долбаной эсэмски, ни-че-го…
Мне писали одноклассники, мне писали клиенты, писали даже спамеры. А Дэйв не писал. И вообще не появлялся в онлайне. Так и оставил мне одну только свою фотографию, где он вполоборота, в темном пальто, смотрит влево. У! Упырь. Почему именно влево?
Чтобы не раздирать себе сердце ржавым гвоздем, и не пялиться на его
Даже от руки нарисовала ему пригласительный на выставку, сфотографировала и послала “в Бруклин”. Надеюсь, спамер оценил, насколько я запарилась. Эксклюзивный дизайн, между прочим. Надо будет из него лот на аукционе сделать.
Но это было вчера.
А сегодня, как все и бывает в такие дни — все выходит впритык. И Лису я притаскиваю в школу секунда в секунду перед звонком. А потом прыгаю в ближайший автобус, чтобы доехать до Москвы, где меня уже ждет со своей машиной Вознесенский.
Суд. Первое заседание моей тяжбы с Верейским. На самом деле это ужасно долгожданное событие, в которое мне верилось с трудом.
— Ну как ты вообще? Готова к побоищу? — приветствует меня Максим, когда я падаю в его пижонское Пежо.
— С Верейским-то? — я кровожадно скалюсь. — О, можешь даже не спрашивать. Я этого момента пять лет ждала.
Боже, неужели мне удастся этого урода посадить? Я, признаться, и не надеялась.
У зала суда я сталкиваюсь с Верейским. Сталкиваюсь и сразу же понимаю, из-за кого бросила курить. Не хотела походить на него даже в этом.
Верейский смотрит на меня волком, я смотрю на него. Если бы взглядом можно было выписать нокаут, то сейчас Сашенька бы уже пускал слюни на ступенях суда. Нет, надо удержаться, нужно хоть раз в жизни не влезть с этим козлом в перепалку. Хотя меня и бесит, что его еще не посадили. Еще! Все еще будет. Он не вывернется!
Ну почему, почему, почему весь этот телекинез существует только в киношках про Мстителей?
— Надь, пойдем, — Максим сжимает пальцы на моем плече, — Александру Викторовичу есть чем заняться без нас. Например, придумать, где он будет брать деньги на выплату компенсации. Держу пари, у него в заначке столько не отложено.
— Вы еще не выиграли процесс, — занудно замечает из-за спины Сашеньки тощая блондинка в широком сером платье.
— И вам здравствуйте, Ольга Адольфовна, — Макс расцветает самой сладкой из всех улыбок, — не хвораете? А то что-то с клиентами у вас совсем все грустно стало.
— Пойдем, — я стискиваю пальцы на локте Максима. О чем тут же жалею на самом деле. Верейский окидывает меня и Вознесенского взглядом, и на губах у него расцветает пакостная ухмылочка.
— Что, Огудалову ты уже надоела, красотка? — кривит губы Верейский. — До него дошло, что есть девочки посвежее твоего? И без прицепов? Думаешь, до этого не дойдет?
Давно такого не было, чтобы та грязь, которой в меня швырял Верейский, до меня долетала. Но именно сейчас в моей груди что-то болезненно сводит. И вот это — самое паршивое. Его слова бьют в цель. В те мои страхи, что я старательно держу за спиной.