Девушка с пробегом
Шрифт:
Она была красивая и молодая. Он — тоже. И чем могут заниматься в свободное время два красивых молодых человека, особенно когда один из них — вечно готовый к сексуальным подвигам Давид Огудалов? В нарды играть?
И все же я закрывала глаза. Напоминала себе свое же обещание. Называла себя дурой, стискивала в объятиях подушку Дэйва и ждала. Назло себе и своей паранойе ждала. Верила!
Верила, да. Ждала — очень. Но это не означает, что я не хотела глотнуть крови Давида Огудалова…
Потому и затеяла всю эту месть. Да, это я научила Макса, что именно сказать Дэйву, когда он выйдет на связь. Я знала характер моего Отелло — это его сильно щелкнет по носу. Хороший ответ за Монику.
— Ну так и в чем твоя беда, Вознесенский, кого тебе жалко? — спрашиваю я, наливая себе водички из кулера. Странные желания типа “погрызть мел и закусить морковкой” меня пока не одолевают, но пить хочется постоянно.
— Себя, конечно, — Макс фыркает и встает на ноги, — я точно знаю, что этот Отелло придет чистить мне физиономию.
— Смею заметить, ты сам согласился на участие, — я качаю головой и наоборот сажусь на лавочку, дожидаясь, пока уймется очередной приступ головокружения, — и мог отказаться в любой момент.
— Поеду на процесс по апелляции с фингалом, — чуть ли не мечтательно тянет Макс, — знаешь, пожалуй, с начала моей практики такого не было. Ностальгия…
— А кто тебе тогда морду бил? Клиенты, которым ты не помог? — с интересом уточняю я. — Или это секрет?
— Да нет, какой там секрет, — Максим чуть морщится, — тогда мне дал по морде брат моей невесты. За дело, кстати…
Ну, судя по тому, что этот весьма харизматичный мальчик все еще не женат — действительно за дело. За много-много дел…
— А что дальше по твоему плану, коварная Надежда? — Макс стоит надо мной, чуть покачиваясь и скрестив на груди руки.
— М-м-м, — я прикрывая глаза, пытаясь прикинуть, сколько продержу при себе своего восторженного суслика, который вообще-то с утра восторженно дрыгал лапками, с той самой поры, как мне позвонил Паша и сообщил, что “какой-то хрен с цветами тут спрашивал тебя”, — вообще у меня уговор, что через пару дней сработает… Предохранитель.
— С кем уговор? — у Макса в глазах плещется любопытство. — И что за предохранитель?
— Не скажу, — я задираю нос и показываю ему язык, — страдай теперь от перепадов настроения беременной женщины, раз уж сам взялся ей помогать.
— Знаешь, мне приятно помогать, — Максим ухмыляется, а потом подмигивает, — и вообще, я все еще надеюсь, что ты передумаешь и решишь, что я лучше Дэйва.
Это самый настырный и неуемный парень, что мне попадался в жизни, ей богу. Ну, после Давида, конечно. Хотя Макс меня только смешил, а не заводил.
— Все, пойдем, — я поднимаюсь на ноги, вцепляясь в подставленный локоть Макса, — я хочу домой. Жрать!
Не удивляйтесь. Какие желания — такие и эпитеты. Вот рожу — и снова стану вся из себя вежливая и интеллигентная, и слово “задница” буду снова произносить только в уме. А пока — могу себе позволить экспрессию.
— Ну прям-таки “жрать”? — занудно уточняет Вознесенский, а затем вздыхает: — Бляха, я теперь тоже хочу.
Я коварно улыбаюсь. Да-да, я знаю, что он еще не ужинал. И я знаю, на что он напрашивается поужинать у меня. И я даже подумаю — соглашаться на его компанию или не стоит. Все-таки он меня сегодня выручил.
Мы идем по коридору, болтая о какой-то ерунде, и мне на самом деле тепло и спокойно. Через пару дней Давиду скажут, что это все розыгрыш, и он — окажется рядом. Ну… Если, конечно, он готов платить мне доверием за доверие.
В конце концов — что значат слова одного мужика? Если я — ничего подобного не говорила. Если я говорила ему, что люблю его и буду верить до конца?
Мне спокойно. Было спокойно. Пока мы с Максимом не выходим из клиники. Пока сам Максим не останавливается на ступеньках, стискивая мой локоть.
Меньше всего я сейчас ожидала увидеть Дэйва, стоящего у тачки Вознесенского. Со скрещенными на груди руками. И каменным лицом.
А вот этого в моем плане не было…
Вот умеет Огудалов обломать мне все планы. А сколько было томных фантазий, как он придет ко мне на выставку, как увидит, сколько полотен в новой серии вдохновлены им, все поймет, и я вся такая красивая найдусь где-нибудь в дальнем зале…
А тут… Никакой особой красоты, простенькое платьишко, волосы растрепанные, балетки на плоском ходу.
Хотя — мне плевать сейчас.
Вижу его — и где-то внутри соскальзывает с воздушного шарика завязочка, и сам шарик начинает носиться внутри моей грудной клетки, радостно постукивая о ребра и ликующе посвистывая.
Приехал. Приехал! Приеха-а-ал!!!
Мой прекрасный, мой божественный, мой, мой, мой!
Господи, как я боялась, что он все-таки не вернется. Что останется там, с этой американской голубоглазой Барби, и нафиг я ему не сдалась, ни даром, ни с доплатой.
Я помню, что надо держать в лицо, но все, что мне удается, — это удержать на лице более-менее спокойное выражение. А вот взгляд оторвать от поджатых губ Давида — не удается. Совсем. И сказать ничего — не получается.
Так по нему соскучилась, что даже сказать ничего не могу. Знал бы он, что со мной делает…
Вот только у него совершенно не те чувства, какие бы мне хотелось увидеть на лице любимого мужчины, вернувшегося из долгого загула.
— Огудалов, скажи мне, ты вообще русский язык понимаешь? — мрачно интересуется Макс, сжимая мою руку. — Я же сказал — притаскивай свою задницу завтра. Тогда и поговорим. Чего ты не понял?
Импровизация чистой воды.
Мы этого не обговаривали. Мы вообще ничего не обговаривали, кроме их с Дэйвом телефонного разговора. Ну разве что на выставке послезавтра планировали появиться вместе, потому что я была уверена — Огудалов туда явится. И дернуть этого тигра за усы мне все-таки хотелось.