Девушка с Рублевки
Шрифт:
– Давай неси, – решился Пенкин.
Я пошла в палату за посудой. Действительно, вместо задумчивого Сулеймана на кровати возле умывальника храпел укрытый с головой мужик. Звуки он издавал такие, будто под его кроватью кто-то беспрестанно заводил трактор «Беларусь». Больше в палате никого не было. Я взяла тарелку с тумбочки шефа, вытряхнула из нее апельсиновые корки и спитые чайные пакетики, сполоснула и понесла тарелку в холл.
– Нет, Ларис, что-то мне неловко тут закусывать, – передумал шеф. – Помоги мне в палату вернуться.
Я толкнула кресло-каталку, оно
Сервировка на прикроватной тумбочке получилась отличнейшая: теплая картошечка на тарелке, крепкие огурчики и кусочки сельди в винном соусе в открытой пластиковой плошке.
– Да, под такую закуску сто грамм так и просятся! – сказал шеф, потирая руки.
– Не пойду, и не просите, – предупредила я.
– Точно не пойдешь? – хитро взглянул на меня Пенкин. – А то бы выпили на брудершафт.
– Виктор Алексеевич, – всплеснула я руками, – не начинайте, а то уйду!
– Да ладно тебе! – Шеф с удовольствием надкусил сначала картошку, потом огурчик. – Будешь?
Я кивнула и тоже взяла картошечку и огурчик. Они так пахли, что трудно было удержаться.
– Ага, – засмеялся Пенкин, – вот у нас и получился брудершафт. Мы с тобой едим из одной тарелки. А по древнему народному обычаю, если люди едят из одной тарелки, они могут говорить друг другу «ты». Будешь говорить мне «ты»?
– А целоваться надо?
– Ну, не обязательно.
– Тогда буду. Витя, возьми селедочку, – сказала я, подражая интонациям его мамы.
Пенкин вздрогнул, а потом расхохотался:
– Ну ты даешь! Говоришь прямо как моя мама!
– Мужик, а сколько времени, а? – спросил «трактор „Беларусь“, высовывая из-под одеяла лохматую голову и глядя на нас заплывшими опухшими глазами.
– Не знаю, я без часов, – поджал губы Пенкин.
– А вы тут чё, бухаете, что ли?
– Мы тут обедаем, а время – тринадцать двадцать, – ответила я.
– Ларис, что-то мне есть расхотелось. Давай, ты все уберешь, и мы опять в холл поедем, – попросил шеф.
Я кивнула. Вот ведь не вовремя мужик из-под одеяла вылез, все веселье нам испортил. Я накрыла еду пакетом, помогла шефу выбраться из кровати, сесть в кресло, и мы потихоньку снова прикатили к диванчику. Недовольный толстый мужчина в очках и его мама уже ушли. Мы с Пенкиным в своем углу оказались без соседей. Шеф выглядел сосредоточенным и серьезным.
– Слушай, Лариса, я поговорить с тобой хотел.
– Да, Виктор Алексеевич, я слушаю.
– Мы ведь на ты! – Шеф набрал воздуха в грудь, будто перед прыжком в воду, и сказал: – Я прошу тебя выйти за меня замуж. Ф-фу.
– Куда выйти? – ошалела я. – Виктор, ты что?
– А что? Я тут о многом подумал, пока лежал. Мама права – ты идеальный вариант. Ты умная, ответственная, хозяйственная. И веселая. И невредная. И маме моей нравишься.
– А тебе? Вить, а тебе я нравлюсь?
– Нравишься. – Он отвел глаза. – Не зря ведь я тебя в Тунисе хотел в постель затащить. Ты такая, знаешь, неброская, но что-то в тебе есть. Ты какая-то уютная, домашняя. Ты похожа на жену.
– Вить, спасибо, конечно, за твои слова. Но я, если честно, не готова идти на такой шаг.
– Лариса, ты пока ничего не отвечай мне, ладно? Ты подумай. Я уже понял, что ты женщина серьезная, за что тебя и ценю.
– Витенька, но я тебя не люблю.
– А кто говорит про любовь? Мы с тобой уже не в том возрасте, чтобы о любви думать. Я женился раз по любви, ничего хорошего из этого не получилось. И ты наверняка в своем возрасте любви этой уже напробовалась. И ничего хорошего, уверен, от нее не увидела. Я не прав?
– Прав, к сожалению...
– Вот. У тебя ведь сын, и ты его одна тянешь. А я помощь предлагаю. И семью. Я помогу тебе в Москве закрепиться, а ты мне поможешь настоящую семью создать, тыл, семейный очаг. Так что подумай, Лариса. Ведь для тебя это самый лучший вариант – стать моей женой.
Я совсем не была готова к такому повороту событий. Да, я предчувствовала, что мама Пенкина велит ему на мне жениться. И я даже развлекалась слегка, представляя, как мой шеф, заикаясь, будем мямлить мне что-нибудь про чувства, про женитьбу. А он – по самому больному прошелся. Ведь действительно даже свежеотремонтированная халупа на Рублевке – чужое жилье. И жить мне там гарантированно – до декабря. Потом деньги, что я вложила в ремонт, закончатся, и что дальше решит хозяин, неизвестно. А у меня Никитка скоро девятый класс заканчивает, его через год в Москву надо будет везти, в колледж поступать. И нам где-то надо жить, и мне нужна стабильность, от которой зависит не только моя жизнь, но и жизнь моего ребенка. Да, я красиво фыркнула, когда решила натянуть нос Углову и доказать, что отлично проживу и без него. Но если честно, то, что я случайно получила работу у Виктора, большая для меня удача. И о том, чтобы выйти замуж за москвича, грезит каждая баба, прибывшая в столицу на заработки. Наверное, мне надо соглашаться.
Я взглянула на Пенкина. Он смотрел слегка исподлобья, будто боясь моего ответа. И опять напоминал подростка, который ждет, чтобы его полюбили. Ну не нравится он мне как мужчина, ну ни капельки! Хотя, если вспомнить, те мужики, которые нравились и были у меня до сих пор, приносили мне только боль. А Пенкин – понятный, нестрашный. Быть может, и вправду выйти за него? Хоть раз в жизни выйти замуж, а? И тут зазвонил мой мобильник.
– Алло, Лариска, я уже здесь! Стою возле проходной и пытаюсь выяснить, где тут у них корпус «Б»!
– Иди прямо по узенькой дорожке вокруг серого здания. Свернешь за угол и увидишь корпус «Б». Там тамбур такой стеклянный, заходи в него, не ошибешься, я спущусь к тебе. Вить, Алена пришла, ее надо встретить.
– Алена? – В глазах шефа отразилось смятение.
– Да. Наши сегодня вернулись из Туниса, она звонила, спрашивала, как ты. Я сказала, что ты в больнице.
– Черт, а я небритый. – Пенкин ощупал заросший густой щетиной подбородок. – У тебя есть расческа?
– Да, вот. – Я нашла в сумке массажку, отдала ему, и он начал наводить пробор.