Девушка с Рублевки
Шрифт:
– Марина Дмитриевна?
– А вы Лариса? Здравствуйте, очень приятно.
– Здравствуйте. Я, пока вас ждала, расписание узнала. Через двадцать пять минут уходит экспресс на Рязань, вы вполне на него успеваете.
– Очень хорошо, спасибо! Показывайте, куда идти!
Работали почти все кассы, очередей за билетами не было, так, по два-три человека к каждому окошку. Поэтому мы пришли за четверть часа до отправления. Автобуса еще не было, и толпа пассажиров заполнила асфальтовый пятачок.
– Марина Дмитриевна, Эмма Валерьевна сказала, что вы автор, – завела я вежливый разговор, чтобы
– Я пьесу написала для их народного театра. Знаете, очень интересно получилось, специально для женской труппы. Я так рада была помочь Эмме Валерьевне. Потрясающая женщина ваша будущая свекровь! Мы с ней прошлым летом познакомились, когда у нас в городе проходил фестиваль народных театров и я была в жюри. Мне очень понравилась постановка их студии, «Дом Бернарды Альбы» Гарсиа Лорки. И Эмма Валерьевна в роли Марии, матери Бернарды, меня просто поразила. Уникальные женщины, просто уникальные! Хотя что я вам рассказываю, вы, наверное, сами знаете.
– Нет, не знаю. Я ни разу не видела Эмму Валерьевну на сцене.
– Вы непременно должны сходить на их спектакль, непременно! Это же чудо – женщины, которые никогда профессионально не занимались актерским мастерством, собрались вместе, создали театральный коллектив и делают такие потрясающие по своей энергетике постановки! Конечно, надо отдать должное Александру Евгеньевичу, его режиссура просто бесподобна. Но Эмма Валерьевна с ее безупречным литературным вкусом, чутьем на выбор пьес и врожденным артистизмом – просто прима. На ней, я это давно заметила, а вчера еще раз убедилась, держится весь коллектив.
– Да, Эмма Валерьевна – очень энергичная женщина, – согласилась я, и тут глаза у моей собеседницы полезли на лоб.
Что, я что-то не то сказала? Но нет, дело, похоже, было не во мне. Марина Дмитриевна смотрела куда-то мне за спину.
Я оглянулась. Позади, боком к Марине Дмитриевне, стояла дива под два метра ростом. У дивы были блестящие рыжие волосы, собранные в хвост на затылке, и кокетливая челка набекрень. Одета она была в ворсистую кофту вишневого цвета, натянутую на богатырскую спину и плечи. Кофта, перехваченная в районе заметного живота поясом-цепочкой из крупных «золотых» звеньев, заканчивалась на середине бедра. А потом сразу начинались ноги, разлинованные крупными ромбиками сетчатых колгот. Ноги, в свою очередь, заканчивались прозрачными босоножками на прозрачной же десятисантиметровой платформе. Из босоножек вылезали кривоватые пальцы с малиновыми ногтями, пролезшие сквозь крупноячеистые колготки – видимо, лапа размера так сорок второго в них не помещалась. Возле дивы топтались две тетки простецкого вида. И развлекались.
– Слушай, ты откуда взялась, такая красота? Неужто наша, рязанская? – весело спросила одна из теток.
– Вот еще, я москвичка, – гордо повела дива богатырскими плечами.
– Ну, таких москвичек в Рязани точно нет, – покивала вторая тетка. – Все мужики твои будут. Туда-то на автобусе поедешь, а обратно небось на «мерседесе»!
– Да ну их, этих мужиков. – Дива кокетливо прикрыла ладошкой с малиновыми ногтями малиновый рот. – И пристают, и пристают. Уже мамка на меня ругается!
Я пыталась увидеть, есть ли кадык, но девица (или мужик?) так держала голову, что было не понять, кто это все-таки. Бывают же такие тети-лошади, широкоплечие и узкобедрые. Ноги вон совсем не кривые, красивой формы, большие только очень. И тут дива потянулась поправлять хвост на затылке. Кофта-платье спереди задралась, показав на несколько секунд красный мешочек стрингов. Так, мужик все-таки.
– Господи, что это? – наконец вернулся дар речи к Марине Дмитриевне.
– Мужик ряженый, трансвестит, – объяснила я.
– То-то я и смотрю, неужели, думаю, женщина могла дойти до такой степени бесстыдства! Ужас, что у вас в Москве делается!
Тут подошел двухэтажный автобус-экспресс, и пассажиры потянулись на посадку. Красавец-красотка закинул на плечо сумку, отчего и так короткое одеяние задралось еще выше, почти полностью открывая зад, и прошествовал к автобусу, кокетливо поводя круглыми ягодицами, расчерченными ромбиками колготочной сетки. Перепонка от стрингов спряталась между ягодицами, и задница трансвестита выглядела голой. Ну что же, ему есть на что искать приключения. За спиной у ряженого образовалась пустота: внутри проверяли билеты, отчего пассажирам приходилось какое-то время стоять друг за другом на лестнице, ведущей в салон, и никому не хотелось забираться в высокий автобус, уткнувшись носом в голую задницу.
«Московский ужас» поднялся в автобус, следом вошли мы с Мариной Дмитриевной. Моя подопечная предъявила билет девушке-проводнице, которая сидела на подлокотнике перед входом, уставившись перед собой малоосмысленным взглядом.
– Девушка, а в какой стороне двадцать восьмое место? – спросила я.
– Там, – неопределенно махнула рукой девушка, глядя на рыжую хвостатую голову трансвестита. – Господи, боже мой, что же это делается, а? – спросила она сама у себя, а я, убедившись, что Марина Дмитриевна благополучно села далеко от дивы, вышла из автобуса. И даже помахала ладошкой, провожая.
Автобус уехал, и тут меня, что называется, «пробило». Мама дорогая, а ведь это знак мне был. Иллюстрация «сверхогламуренности». Пародия на суперкрасоту. Тоже ведь вылупилась откуда-то бабочка. То есть мотылек. Порхает вон, сверкая голой задницей и потряхивая мошонкой. Все, хватит! Побыла красоткой на одну ночку и успокойся. Считай, это было тебе прощальное приключение перед тем, как за Виктора замуж выйти...
И тут до меня дошло, отчего мне так плохо-то. Кажется, я не пойду ни за кого замуж. Прошлая ночь меня перевернула так, что все мои уговоры и договоры себя с собой про обустройство личной жизни с сопутствующими выгодами в виде семьи, стабильности и московской прописки растаяли.
Я поняла, что мне нужно немедленно поговорить с Виктором, и поспешила в метро. Толпа у края платформы начала группироваться, подгадывая, где остановятся вагоны, чтобы быстрее войти внутрь. Я за три с лишним месяца жизни в Москве и катания на метро тоже уже усвоила эту науку. Поезда тормозят у каких-то своих отметок, и двери всегда открываются в одном и том же месте. И если посмотреть под ноги, то там, где народ входит и выходит, на платформе темные дорожки. Я встала возле такой дорожки и угадала: двери приглашающе распахнулись прямо передо мной. Я вошла и села.