Девушка с Рублевки
Шрифт:
– Про женщин.
– Легкого поведения? – Она отодвинула от себя конфеты.
– Мам, с чего ты взяла? – изумилась я. – Про нормальных женщин. По московскому каналу. Жаль, что здесь не ловится. Меня учили правильную одежду выбирать, потом прическу делали и макияж. В общем, мой стиль искали. Сама же заметила, что я изменилась.
– Извини, – перевела дух мать и взяла конфету. – Мне показалось, что раз про бабочек, то про проституток. Ну, знаешь, «ночные бабочки».
– Мам,
– Да ладно тебе смеяться над матерью, ничего я не думала, – смутилась она. – Просто по телевизору все время рассказывают, как приезжие парни в Москве бандитами становятся, а девушки в проститутки идут.
– Мамочка, так то – девушки, а у меня не тот возраст, чтобы телом зарабатывать, другим беру! – продолжала веселиться я. – У меня, между прочим, дебют на этой неделе. Мои фотографии из Туниса в журнале, где я работаю, напечатали.
– Ой, правда? – Эта новость маме понравилась больше. – Покажи!
– Не могу, он в среду выйдет. Я вам с Никиткой пришлю потом.
– А вот и он, легок на помине, – встрепенулась мама.
– Ба-а! – услышала я от порога юный басок. – Ба-а, я пришел!
Ничего себе! Это у Никитки, пока меня не было, голос начал ломаться?
– Слышу. Иди сюда к нам, на кухню, – откликнулась мать и заговорщически приложила палец к губам.
– У нас гости? – уточнил мой сын, а потом показался в коридорчике перед кухней и замер, не веря глазам. – Мама? Мама! Ну ты даешь!
– Иди сюда, целоваться будем!
Я, понимая, что ребенок в ступоре от неожиданности, поднялась и сама подошла к сыну. Ого, он меня на полголовы перерос! Но щеки еще не мужские, а по-мальчишечьи мягкие.
– Никитка, как же ты вырос! И басом заговорил!
– Мам, ну хватит меня целовать, я что тебе, девчонка? – на всякий случай возмутился Никитка, хотя и не отстранился.
– Да уж какая девчонка, с таким-то басом, – засмеялась я, – мужчина! Пошли за стол, мы чай пьем с конфетами.
– О, классно! – забрался Никитка в коробку.
– Никита, положи на место! Сначала борщ и сосиски! – всполошилась мама. – А сладкое – потом! Лариса, ну скажи ему, он так себе желудок испортит!
– Никитка, может, с борща начнешь? – предложила я.
– Я им продолжу. Ба-а, наливай. Мам, а ты насовсем вернулась?
– Нет, повидаться приехала, на неделю.
– Так мало! – пожалел сын. – А тебя как раз завтра в школу вызывают.
– Никита! – всплеснула руками мать. – Что ты опять натворил?
– Да ничего. Сказал нашему козлу-историку, что мне по фигу его белые-красные, пусть хоть серо-буро-малиновые, не стану эту муть зубрить про революцию.
– Никита, да как ты о взрослых отзываешься! – опять всплеснула руками мать. – Это же твой учитель!
– Ага, если учитель, то меня можно у доски чмырить? Он меня чмырит, а я – молчи, да?
– Ларис, ну что с ним делать? – Мать подперла щеку рукой, совершенно расстроенная. – Ну вообще с ним никакого сладу не стало, как ты уехала. Взрослым уже грубит, учителям!
– Ладно, мамуля, разберемся. – Я погладила Никитку по напряженной спине. – Пусть пока поест спокойно.
Школьной темы мы за столом больше не касались. Другая нашлась – моя поездка в Тунис. И мама, и сын дружно охали и сокрушались, что я не привезла фотографии. А мне как-то в голову не пришло их напечатать в круговерти последних дней. Ладно, вышлю им снимки вместе с журналом.
После обеда, когда мы перешли в большую из двух комнатенок нашей тесной хрущевки, я вернулась к школьным делам.
– Ну, давай рассказывай, что там у тебя в школе творится, почему двойки таскаешь.
– Потому что Стасик – козел, а Ворона – дура, – лаконично объяснил сын.
– Ничего не понимаю. Тебя что, в зоопарк перевели учиться?
– Скажешь тоже, – фыркнул Никитка. – Стасик – это историк, вместо Анн Саны.
– А куда Анна Александровна девалась? Она же ваш классный руководитель!
– Уехала, ее мужа перевели куда-то. А Нона Викторовна ушла в декретный, беременная она, и вместо нее нам Ворону поставили по русскому и литре.
– Ворона – это фамилия?
– Фамилия у нее Воронкова, Татьяна Александровна, – нахмурился сын.
– Ну и?.. Почему двойки-то?
– Потому что Ворона орет все время, а Стасик придирается.
– Все равно не поняла. На всех орет, ко всем придирается?
– На всех. Только все молчат, а я Вороне сказал, что орать на детей непедагогично. Она выгнала меня из класса и поставила три двойки. А Стасик – козел. Думает, раз его нашим классником поставили, то он может нас всех чмырить.
– Ой, Никитка, по-моему, ты перегибаешь. Прямо так уж и всех? – не поверила я. Понятие «чмырит» мне было знакомо: «принародно позорит».
– Мальчишек – всех, – кивнул Никитка. – А девчонкам просто так пятерки ставит. Козел!
– Так. А в школу кто меня вызывает?
– Стасик и вызывает. Я сегодня перед уроком на доске написал, что он козел. Ну он и велел, чтобы пришли родители. Я сказал, что из родителей только бабушка, а он сказал, что вот пусть бабушка перед ним за меня и извиняется.