Девушка с веслом
Шрифт:
Он. Ещё возможно, что они просто считают это капризом, не воспринимают твою беду всерьёз. Я воспринял, потому и откликнулся.
Я. Да!!! В том-то и беда. Никакие это не друзья – при таком отношении. Если кто-то в горах пропустит сеанс связи, никто не сочтёт это капризом, бросятся на помощь. Проверять, что случилось. Ты поступил нормально. Как должно.
Я. Я считала, да и сейчас считаю, что испытания должны изменять людей к лучшему. Тех, кто остается в этой среде, а не уходит.
Он. А вот это как раз зависит от мотивации. Бандитов, если они остаются в своей среде, испытания тоже изменяют «к лучшему» – только очень односторонне.
Я. Думаешь, всё плохо просто потому, что этот барьеровский народ в походы ходит чисто развлекаться, а выше подниматься – это не для них? Типа как обыватель ездит на шашлыки и гордо именует себя туристом, а кое-кто и ведётся?
Он. Чтобы было что-то выше, т.е. походы не для развлечения, надо многое менять. Например, заниматься в походах серьёзной научной работой. Нереально для нас.
Команда Cavex всегда свои походы называет только «экспедиция».
Типа, звучит круче.
Я. Многие автостопщики тоже.
Положим, довольно серьёзной научной работой многие занимаются. Короче, давно думала – геологи лучше туристов.
Евдокимов рассказывал: на Камчатке встречаются с местными.
– Вы кто, геологи?
– Нет.
– Вулканологи?
– Да нет.
– А кто, охотники?
– Да не, туристы мы.
– А-а, придурки!
Он. Смысл в том, что надо сменить среду общения на ту, где тоже присутствует экстрим, но мотивация другая. «Врачей без границ» я упомянул в качестве примера экстрима с положительной мотивацией. То же верно для спасателей в горах и прочих, космонавтов, полярных исследователей, всякого рода антитеррористических групп, изредка – военных и ментов.
Я. Я не врач, и никогда им не буду. Эти люди сами ничего не хотят делать для своего здоровья, а требуют: доктор, дай! Волшебную пилюлю, чтобы у меня сразу всё прошло. На выполнение предписаний забивают и всё валят на плохого доктора. Не будет у меня в таком случае позитивной мотивации.
Спасатель – дело другое, привлекательное. Только тоже противно, если какие-нибудь идиоты встрянут по раздолбайству, а ты их спасай, и они на тебя же ещё и наедут. У Владимира Санина есть замечательная книга «Белое проклятие» о профессии лавинщика. В той же серии у него про пожарников и про исследователей Антарктиды. Цепляет.
С антитеррористами хуже, там обязательно много насилия. В космонавты не берут. Полярники – по-моему, те же туристы-геологи, просто повод для их деятельности очень весомый и красивый. Без повода, просто так, в серьёзный маршрут переться очень скоро становится западло. Даже автостопом – обязательно надо придумать себе «научное этнографическое исследование». А потом прочесть лекцию и издать книжку.
А уж ментов с вояками – нах, нах. Внешняя мотивация, внешняя совесть и внешняя ответственность – отвратительно.
Он. Ну, тогда зачем ты помогаешь людям совершенствоваться? Получается аналогично врачу и спасателю.
Я. Так я же не всем подряд помогаю, а сама выбираю, кому! Не хочу – не помогаю. Профессионалу так нельзя. Преогромнейшая разница.
Он. Если о каждой профессии судить по наихудшим людям, с которыми придется общаться, остается только одно – заниматься чем-то, что с людьми не связано. Хотя, врачом тебе быть действительно нельзя. Как бы ты стала лечить «быдло», т.е. большинство людей, с твоим-то к нему отношением?
Я. Именно. Поэтому я сразу поступала не на лечфак, а на МБФ (медико-биологический), и ни дня не работала по специальности. Работы у меня – шабашки. Исключительно. С людьми они часто связаны, но если что не так – отработаю, насколько подписалась, и до свидания.
Я. Равнодушие – неравнодушие, сохранение спокойствия – подлость по отношению к другим и подавление собственной личности, любовь, дружба и предательство, насилие и границы его применимости – всё это не имеет непосредственного отношения к их жизни? А разве это не «общечеловеческие ценности»?
Он. «Общечеловеческие ценности» для большинства людей – вещи достаточно абстрактные, как, например, вероятность третьей мировой войны. Всех касается, но никто по этому поводу особенно не переживает.
Я. Не может быть. Они далеко не младенцы, у всех бывали проблемы, связанные с этими вечными ценностями. Только прямо сейчас проблема остро не стоит, и им хочется о ней не думать... Политика порочная, потому что нерешенные проблемы к ним ещё вернутся! А почему, по-твоему, у большинства не выработалось мнения о тех ценностях, которые по-любому в их жизни переоценивались? Все проходили через несчастную любовь, предательство в той или иной форме. Почему эти вопросы их не цепляют, если проблема сейчас не у них? Может быть, они просто не проходили инициацию, не созрели?
Он. Даже если проблемы у них, ценности не цепляют – их сложно примерить на себя лично, и прямого рецепта решения проблем они не дадут. Большинство волнуют в первую очередь собственные интересы, а ценности – это для «разговоров за жизнь», в лучшем случае. Сложно решать задачу «в общем виде», и имеет смысл только если решаешь многократно.
Я. Ну, задачу построения отношений каждый решал и будет решать многократно. Этот интерес есть у всех, и ценности совпадают, а различаются в частностях: кто хочет замуж, а кому нужны хорошо работающие подчинённые. Почему же у них реакция как правило «не трогай, чтобы не воняло», а не «убери, чтобы стало чисто»?
Приоритет собственных интересов – это у обывателей. Суровые условия категорийных походов должны были изменить систему ценностей. Почему так не у всех, а только у некоторых?
Он. Вот именно. Когда осознаёшь ценность жизни – эта ценность из сферы инстинктов смещается в область осознания. Чем больше ты осознаёшь хрупкость своей жизни – тем лучше ты готов к смерти. Человек, не раз рисковавший собственной жизнью, уже прошел первый стресс осознания того, «что можешь лишиться навсегда». И теперь рискует сознательно. Почему он это делает – вопрос на самом деле другой. Но его бесполезно снова тянуть в горы, чтобы узнать, «какой он друг». Так же, как например, военного, побывавшего во многих горячих точках. Его поведение в экстремальной ситуации – уже результат привычки, и оно почти ничего не говорит о его надёжности в обычной жизни.