Девушка со снайперской винтовкой
Шрифт:
Этот день положил начало нашей дружбе, которая, несмотря на большую разницу в годах и общественном положении (она заслуженная артистка, а я всего лишь рабочая девчонка), была теплой, искренней и продолжалась многие годы. Я и в те годы, и позднее часто задумывалась: что же так связывало нас, что сделало нашу дружбу такой светлой? Наверное, не только то, что я была ее верной поклонницей и отдавала ей практически все свободное время. Ведь поклонниц и поклонников у нее всегда хватало и без меня. Она даже жаловалась иногда, что надоели они ей все, проходу не дают. Скорее всего, оказавшись в чужом городе, без родных и друзей, она нуждалась в том, чтобы рядом был человек, искренне и бескорыстно привязанный к ней, относившийся к ней тепло и по-доброму. Таким человеком и оказалась я. Но было, вероятно,
Таисия Валерьяновна часто брала меня с собой в театр, проводила за кулисы, усаживала где-нибудь в уголке и говорила: «Никуда не уходи». И я не уходила. А Таисия Валерьяновна, закончив на сцене очередной номер, подбегала ко мне, обнимала, что-то говорила и снова бежала на сцену. Там, за кулисами, она перезнакомила меня со своими друзьями и партнерами. Там же познакомилась я и с Николаем Осиповичем Рубаном. Однажды после очередной сцены оба они, возбужденные, запыхавшиеся, оказались за кулисами рядом со мной. «Знакомься, Колька, это мой Зайчик», — представила меня Таисия Валерьяновна. Она любила всем давать прозвища. Тетю Лиду звала Цаплей за высокий рост и длинные, плохо сгибавшиеся в коленях ноги, меня — Зайчиком, потому что зимой я ходила в шапке из заячьих лапок. Я же называла Таисию Валерьяновну Канареечкой за ее чудный голос и привычку постоянно напевать.
Наблюдать жизнь театра из-за кулис было необыкновенно интересно, хотя и не всегда приятно. Наслушалась и насмотрелась там разного. Но я старалась отбрасывать все, что мне не нравилось, и наслаждалась музыкой, танцами, замечательной игрой и голосами актеров. Часто мне было жалко их. Нельзя забывать, что шла война, артистам, как и всем остальным, было и голодно, и холодно. Театр плохо отапливался, нередко зрители сидели в зале в верхней одежде, в валенках, а артистам приходилось мерзнуть в легких платьях и костюмах. Помню, у Таисии Валерьяновны из-за хронического недоедания и постоянных простуд начался фурункулез, все руки покрылись гнойными и очень болезненными нарывами. Но от работы ее не освобождали, в театре тогда многие болели. И вот перед началом спектакля она в своей уборной выдавливала гнойники, плача от боли, затем замазывала раны гримом, припудривала, чтобы зрители ничего не заметили, и бежала на сцену, чтобы снова петь и плясать. А потом в антракте опять повторялась болезненная процедура. Сколько слез пролила она за кулисами на моем плече!
Скоро и все мои подружки стали верными поклонницами Т. Кульчицкой и Н. Рубана. Однажды наша компания из пяти-шести человек в полном составе пришла на спектакль, где были заняты общие любимцы. Каждый их выход мы сопровождали такими аплодисментами, что к концу спектакля ладошки у всех вспухли и стали багровыми. Но потом выяснилось, к большому нашему огорчению, что Таисия Валерьяновна не заметила этой бурной активности. Ведь выступления ее и Рубана всегда сопровождались дружными и громкими аплодисментами зала. Тогда кто-то из девчат предложил весьма «оригинальную» идею, которую мы осуществили к следующему коллективному походу на спектакль: изготовили для каждого круглые металлические пластинки, которые с помощью шпагата привязывались к ладошкам. Уж в этот раз нас слышали все, зал с недоумением поглядывал в нашу сторону. Мы были чрезвычайно довольны. Увы, в этот раз Таисия Валерьяновна сказала только: «Это уж слишком».
Таисию Валерьяновну полюбили все в нашей семье, она бывала у нас по-простому. Кстати, в нашем доме жил со своей семьей Н. О. Рубан. Поэтому дом постоянно находился «в осаде», поклонницы Николая Осиповича с утра до вечера (по очереди, что ли?) маячили где-нибудь рядом, мечтая увидеть своего кумира. Рубан был прекрасным семьянином, очень любил свою жену и совсем еще маленькую дочку, поэтому постоянные преследования поклонниц его раздражали. Да и неловко ему бывало, когда он на виду у всех «осаждающих» выносил, к примеру, ведро с помоями или шел еще куда-то по надобности. Дело в том, что все удобства (сараи, помойки, туалеты) находились во дворе. Прежде от всеобщего обозрения нас скрывал забор, но во время войны его
Однажды, будучи у нас в гостях, Таисия Валерьяновна увидела в окно Николая Осиповича, который с помойным ведром в руках шел по двору, и попросила: «Иди, позови Кольку». Он зашел, мы посидели, попили морковного чая без сахара. Больше нечем было угостить почитаемых нами гостей. Я сидела за столом с моими кумирами, глядела на них во все глаза и восхищалась обоими. Таисия Валерьяновна была очень яркой и красивой женщиной. Под стать ей и партнер — высокий, стройный, красивый, с ямочками на щеках, подтянутый и элегантный. Городские театралы шутили, что Николай Осипович носит фрак так, будто и родился в нем.
Перед обаянием Кульчицкой не смог устоять даже очень строгий и малообщительный мой отец. Таисия Валерьяновна много раз просила меня уговорить его, чтобы он разрешил нам покататься на лошади. В распоряжении отца была лошадь для служебных разъездов, зимой ее запрягали в сани, остальное время года — в покрытую лаком двухместную бричку. Однако отец никогда не разрешал своим домашним пользоваться служебным «транспортом». Я знала это и не решалась просить покататься. А тут Таисия Валерьяновна: «Ну, попроси папу, пусть позволит чуть-чуть прокатиться». На мои просьбы отец отвечал просто: «Лошадь мне дали не для развлечений». И ни в какую! Тогда я предложила Таисии Валерьяновне самой попросить отца. И отец не устоял!
Помню ясный зимний день. Ярко светит солнце, под его лучами серебром блестит чистый снег. Перед домом наш «экипаж». Мы стелим в розвальни большой ковер, сами облачаемся в огромные тулупы, кучер усаживается на облучок и — поехали! Таисия Валерьяновна вела себя как расшалившийся ребенок, все время тыкала в спину кучера своим кулачком и кричала: «Быстрее, голубчик, ну, быстрее, еще быстрее!» Лошадь неслась во всю прыть. В какой-то момент на повороте сани занесло в сторону, и я вылетела из них прямо в сугроб! Хорошо, что снегу нанесло много, он был мягкий, пушистый, так что я не ушиблась. Я в своем непомерно большом тулупе барахталась в глубоком снегу, заходясь от смеха. А Таисия Валерьяновна с кучером стояли на дороге и тоже хохотали от души. Потом они вдвоем вытащили меня из сугроба. Домой мы вернулись довольные и веселые, мечтая еще хоть раз повторить великолепную прогулку. Однако второй раз отец не смог или не захотел пойти против своих принципов.
С Таисией Валерьяновной связано у меня и воспоминание о том дне, когда мне исполнилось 18 лет. В нашей семье почему-то никогда не отмечались ничьи дни рождения. А в тот год, будто в предчувствии, что через месяц я покину Уральск, уеду далеко и надолго, мама предложила по поводу моего дня рождения устроить небольшой праздник. Пригласила я нескольких самых близких моих подруг. Возможно, и не запомнился бы мне тот день, если бы не пришла Таисия Валерьяновна. Приглашая ее, я была уверена, что она не выберется к нам — какой интерес ей с девчонками праздновать. Но она пришла. Вот уж все обрадовались, тем более что девчата ни разу не видели известную артистку так близко. Держалась Таисия Валерьяновна совсем просто. После весьма скудного угощения начался сольный концерт нашей любимой певицы. Поставив меня рядом с собой и обняв за плечи, она начала петь, пела много и исполняла все наши просьбы. Девчонки слушали затаив дыхание, а я стояла рядом и млела от восторга…
Театр в это время готовил премьерный спектакль «Корневильские колокола». По существовавшему в труппе обычаю, до премьеры артисты не имели права нигде исполнять номера из готовящегося спектакля. Сколько раз я просила Таисию Валерьяновну хоть что-нибудь спеть из этой оперетты, но на все был один ответ: нет, нет и нет. А тут исполнила сразу несколько арий! Может быть, тоже что-то предчувствовала. На премьере спектакля мне не довелось присутствовать, в это время я уже училась в снайперской школе. Но из письма ближайшей моей заводской подруги Юли Ларгиной (теперь Виноградовой) узнала, что прошла премьера блестяще и стала настоящим триумфом театра.