Девушка в белом с огромной собакой
Шрифт:
— На Ордынке сейчас делать нечего, — сказал Шувалов. — Все уже надрались до свиней.
— Может, что осталось? — без всякой надежды сказал Зуев.
— Все равно, — отмахнулся Шувалов. — Тоска — пить, когда рядом храпят. Пивные уже закрылись, значит, давай в «Золотой рожок». — Шувалов открыл дверцу машины, пропустил вперед Зуева и уселся сам: — Застава Ильича, шеф. «Золотой рожок» знаешь?
— Ясно, — коротко ответил таксист, и машина, лихо маневрируя, вырулила на улицу, а затем нырнула в переулок.
Войти в ресторан с допотопным, каким-то даже археологическим названием «Золотой рожок» оказалось совсем просто. В дверях не было никакого швейцара. К этому времени ресторанный цербер обычно был либо пьян как сапожник, либо растаскивал на площадке у туалета сцепившихся клиентов.
Шувалов и Зуев скинули пальто, сунули в гардеробную амбразуру и, поправив несуществующие галстуки, направились в зал. Едва они подошли к двери, как та с треском распахнулась, и из зала прямо на грудь Шувалову вывалилась костлявая девица с перекошенным от ужаса ртом и окровавленной шеей. Светлое платье девицы до самого подола было залито кровью и почему-то разодрано по шву с правой стороны до пояса. И это было только начало триллера.
Надо сказать, что ресторан «Золотой рожок» пользовался дурной славой у тех, кто хотя бы раз побывал в нем. Его называли «лимитным», «дном», «золоторожим», в общем, названий у него было много, и каждое в той или иной мере отражало какую-нибудь характерную черту этого заведения общепита. Посетители здесь отдыхали в шапках, поскольку гардеробщик не принимал их. В шапках пили, ели, дрались, танцевали до упаду. Кухня была отменно плохой. Возможно, служащие уносили домой слишком много продуктов, а может, повара здесь были из тех, что наловчились отмерять порции пельменей в обжорках, и больше ничего и не умели. Но, скорее всего, виной тому было и то и другое, и третье, о чем можно на досуге поразмышлять и не имеет смысла говорить. Ведь сюда в основном приходили выпить, а какой, к черту, из пьяного в стельку гражданина в ушанке гурман? Съест все, что подадут.
Продолжение триллера не отличалось оригинальностью. Вслед за окровавленной девицей из зала выскочил молодой человек с безумным лицом. Шувалов уже успел оторвать от себя девицу и сделал это вовремя. Публика повалила через узкую дверь, как во время пожара. Кто-то кого-то по дороге бил ресторанной посудой и кулаками. Женщины визжали, как милицейские свистки, мужчины матерились, да каждый старался перекричать целую толпу, в общем, гвалт стоял, как на восточном базаре.
Зуев отпихнул от себя пьяного молодца, крикнул ему: «Я не ваш!» — и тут же получил кулаком по губам. Не успев оправиться от удара, он отмахнулся еще от одного драчуна, но тут Шувалов схватил его за руку и увлек в зал.
— Они туда, а мы сюда, — крикнул ему Шувалов, — а то ведь из этой каши не вылезешь. Засосет. Повяжут вместе со всеми.
Прикрывая губы ладонью, Зуев мрачно проследовал за Шуваловым к столику.
Нельзя сказать, что в зале было спокойнее. В углу, на низенькой эстраде, нетрезвые лабухи самозабвенно лупили по струнам электрических гитар, да с таким исступлением, будто платили им подецибельно. Такая же полупьяная певица с раскрашенным лицом пела что-то про несчастную любовь и разбитое сердце. Внизу ей подпевали танцующие и сидящие за столиками. И все это концертное действо происходило под стеклянный аккомпанемент сталкивающихся рюмок и фужеров.
— Содом и Гоморра, — весело сказал Шувалов. — Что, Сашуня, по губам получил? А ты не стой на пути. Это же не люди. Это моральные уроды.
Зуев молча кивнул Шувалову на подошедшую официантку.
— А, — обрадовался Шувалов. — Значит, так, киска. Нам бутылочку водки, два салата и горячее. А запить есть что-нибудь?
— Есть, — недружелюбно ответила «киска», — гранатовый напиток.
— Это такой грязный, из-под крана? — вовсю веселясь, спросил Шувалов.
От такой наглости «киска» позеленела. Лицо ее и без того отнюдь не идеальных линий перекосило. Она подбоченилась и как-то не по-женски, да и не по-мужски рявкнула басом:
— Заказывать будете? А то… проваливайте…
— Да ладно тебе, — примирительно сказал Шувалов. — Я же шучу. Всем известно, что гранатовый напиток делается из граната. Это фрукт такой. Так что неси, — Шувалов поощрительно хлопнул официантку по широкому бедру, и та, гневно сверкая глазами, удалилась в святая святых ресторана — за белую загадочную перегородку.
Бутылка водки кончилась быстро. Шувалов уже успел пару раз сплясать с красоткой на тяжелых, в два пальца толщиной, подошвах. Заказал еще одну бутылку и опять ушел плясать. А Зуев остался один, но ненадолго. Сзади его кто-то обнял, он обернулся и узнал одну из шуваловских девиц.
— А пойдем танцевать, — пьяно предложила она.
— Губа болит, — ответил Зуев.
— А я тебя буду в щечку, — сказала девица и захохотала Зуеву прямо в ухо. В это время на столе образовалась еще одна бутылка, и Зуев предложил девице составить ему компанию. Он налил себе и ей по полному фужеру водки, левую руку положил девушке на колено, кивнул ей и выпил всю водку до дна. Девушка тоже выпила, но лишь половину. Прикрыв руку Зуева своей ладонью, она устало предложила:
— Поедем к тебе.
— У меня жена дома, — ответил Зуев.
Девушка немного подумала и сказала:
— Тогда ко мне. Надоело здесь.
Зуев не мог в подобном состоянии подолгу размышлять над чем-то, прикидывать, взвешивать. Он сейчас готов был ехать куда угодно, с кем угодно и на любом виде транспорта, лишь бы продолжался карнавал: менялись декорации, действующие лица и было что выпить. Поэтому он молча помог девушке подняться со стула и, проходя мимо танцующих, махнул Шувалову, но тот не увидел.
Уже два часа Зуев сидел в комнате у девушки, имя которой так и не узнал. Все это время, с самого появления здесь, Зуев как мог успокаивал ее. С ней еще в лифте случилась самая настоящая истерика, а попав к себе в квартиру, она упала на кушетку и разрыдалась. Зуев все время спрашивал: «Что случилось?» — но девица не отвечала. Она рвала под себя покрывало, сучила ногами и тихо, с небольшими перерывами, завывала.
На исходе третьего часа девушка уснула. Вконец измотавшийся Зуев пристроился тут же, рядом с ней. А пробудился он уже утром, когда серый рассвет смешался с оранжевым светом безвкусной пластмассовой люстры. Зуев проснулся от того, что кто-то потряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел незнакомую девушку с опухшим, грязным от размазанной косметики лицом. Стоя у кушетки, она нависала над ним и, не шевеля губами, бубнила:
— Вставай, приехали.
— А-а, — протянул Зуев, разглядывая хозяйку. Тут лицо его передернуло от яркой вспышки в голове, и он простонал: — Ох, черт, что это у меня в голове так стреляет?