Девяносто третий год (др. перевод)
Шрифт:
В эту самую минуту громкий голос вдруг раздался за их спинами и воскликнул:
— Ведь я же правду говорил, господин маркиз!
Все в изумлении оглянулись. В стене неожиданно открылось отверстие. Камень, аккуратно пригнанный к остальным, но не скрепленный цементом, с железными скобами наверху и внизу, повернулся на своей оси, словно турникет, и, поворачиваясь, открыл отверстие в стене или, вернее сказать, два отверстия, по одному с каждой стороны оси камня; отверстия эти, хотя довольно узкие, позволяли, однако, человеку пролезть в них. Позади этой спасительной
Маркиз узнал в нем Гальмало.
XII. Спаситель
— Как! Это ты, Гальмало?
— Я, господин маркиз. Вы видите, что сушествуют вертящиеся камни, что есть возможность выбраться отсюда. Я, кажется, слава Богу, поспел вовремя. Поторопитесь, и через десять минут вы будете в чаще леса.
— Велик и милосерден Господь! — проговорил аббат.
— Спасайтесь, господин маркиз! — закричали все в один голос.
— Нет, сначала спасайтесь вы все, — спокойно возразил маркиз.
— Вы должны выбраться отсюда первым, господин маркиз, — сказал аббат.
— Нет, я выйду последним, — ответил маркиз и прибавил строгим голосом: — К чему все эти разговоры! У нас нет времени на то, чтобы играть в великодушие. Вы ранены. Я приказываю вам бежать и жить. Пользуйтесь скорее этой лазейкой. Спасибо тебе, Гальмало!
— Так, значит, нам приходится расстаться, господин маркиз? — спросил аббат Тюрмо.
— Внизу — конечно! Ведь бежать можно только поодиночке.
— Но не назначить ли нам, господин маркиз, какое-нибудь место для сбора?
— Непременно. Там, в лесу, есть лужайка, называемая Говэнов камень. Знакомо ли вам это место?
— Оно нам всем знакомо.
— Я буду там завтра в полдень. Пусть там же будут все, кто еще в состоянии ходить, и мы заново начнем борьбу.
Тем временем Гальмало, надавив на вращающийся камень, заметил, что он уже не вертится и что таким образом после бегства нельзя будет снова закрыть отверстие.
— Господин маркиз, — воскликнул он, — нужно торопиться: камень больше не поворачивается. Мне удалось открыть отверстие, но не удастся снова его закрыть.
Действительно, шарниры, на которых поворачивался камень, очевидно, заржавели и их заклинило, в результате чего оказалось невозможным снова привести их в движение.
— Господин маркиз, — продолжал Гальмало, — я надеялся было снова закрыть отверстие, так чтобы синие, войдя сюда и никого здесь не застав, не смогли бы понять, куда все девались, и подумали бы, что мы вылетели в трубу. Но вот этот проклятый камень застрял. Неприятель увидит отверстие, через которое все бежали, и пустится преследовать. Поэтому нам не следует терять ни минуты. Живее спасайтесь все по лестнице!
— Товарищ, — спросил Иманус, кладя ему руку на плечо, — сколько потребуется времени для того, чтобы, пройдя через это отверстие, найти безопасное убежище в лесу?
— А среди вас нет тяжело раненных? — в свою очередь, спросил Гальмало.
— Нет, никого, — ответили ему.
— В таком случае достаточно получаса.
— Значит,
— То он может преследовать нас, сколько ему угодно: ему нас не настигнуть.
— А они могут ворваться сюда через пять минут, — заметил маркиз. — Этот старый сундук не в состоянии будет надолго задержать их. Несколько ударов прикладом — и он будет повален. Четверть часа! Да разве можно будет задержать их на четверть часа?
— Можно, — проговорил Иманус. — Я берусь за это.
— Как! Ты, Гуж ле Брюан?
— Да, я, господин маркиз. Видите ли, из шести человек здесь пятеро раненых, а у меня же нет ни царапины.
— И у меня тоже, — сказал маркиз.
— Да, но вы начальник, господин маркиз, а я — простой солдат. А начальник и солдат — не одно и то же.
— Я это знаю. У каждого из нас свой особый долг.
— Товарищи, — проговорил Иманус, обращаясь к своим товарищам, — дело состоит в том, чтобы по возможности дольше задержать неприятеля и отсрочить преследование. Слушайте! Я сохранил все свои силы, я не потерял ни единой капли крови; не будучи ранен, я могу выдержать дольше всякого другого. Уходите все, но оставьте мне ваше оружие. Я его использую с толком. Я берусь задержать неприятеля на добрых полчаса. Сколько здесь имеется заряженных пистолетов? Четыре? Хорошо! Положите их там, на пол. Все послушались. Он продолжал:
— Прекрасно. Я остаюсь. Им еще придется побороться со мной. А теперь — марш, уходите!
Бывают такие исключительные обстоятельства, при которых благодарность становится излишней. Все ограничились тем, что наскоро пожали ему руку.
— До скорого свидания, — сказал ему маркиз.
— Нет, господин маркиз, нет, надеюсь, что не до скорого, ибо я через несколько минут умру.
Все принялись, один за другим, спускаться по узкой лестнице, раненые впереди. Пока спускались первые, маркиз вынул из записной книжки свой карандаш и написал несколько слов на камне, который не мог уже поворачиваться и который оставлял отверстие открытым.
— Идите же, господин маркиз, — крикнул ему Гальмало. — Теперь дело только за вами.
Он стал спускаться, маркиз последовал за ним. Иманус остался один.
XIII. Палач
Четыре заряженных пистолета были положены на плиты, так как в этой комнате, собственно, пола не было. Иманус взял по одному из них в каждую руку и приблизился к выходу на лестницу, загороженному сундуком.
Нападающие опасались, очевидно, какой-нибудь ловушки, какого-нибудь взрыва, который погребет под развалинами крепости и побежденных и победителей. Насколько первая атака была решительна, настолько же последняя была осторожна. Быть может, солдаты не могли, а быть может, и не хотели отодвинуть сундук; ударами прикладов они выбили в нем дно, ударами штыков продырявили его крышку и теперь пытались разглядеть через эти дыры комнату, прежде чем в нее проникнуть. Свет фонарей, которые они взяли с собою, поднимаясь на лестницу, проходил через эти дыры.