Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения
Шрифт:
Казалось, здесь валят лес и, подрубленные под корень, падают друг на друга деревья. Отряд Говэна из-за укрытия стрелял наверняка и поэтому понес лишь незначительные потери.
Однако крестьянская рать, отважная даже в минуты растерянности, перешла к обороне; вандейцы стянулись к рынку, просторному мрачному помещению, представлявшему собой целый лес каменных столбов. Очутившись под прикрытием, повстанцы ободрились: все, что хотя бы отдаленно напоминало лес, вселяло в них уверенность. Иманус старался, как умел, заменить отсутствующего Лантенака. У вандейцев были орудия, но, к великому удивлению
Положение Говэна осложнилось. Слишком неожиданно превратился мирный рынок в цитадель. Все вандейское воинство прочно засело в ней. Говэн сумел внезапно атаковать, но не сумел разгромить неприятеля. Он спрыгнул с коня и стоял на батарее, освещенный горевшим факелом; скрестив на груди руки, он зорко вглядывался в темноту. В полосе света его высокая фигура была отчетливо видна защитникам баррикады. Но он даже не думал, что служит прекрасной мишенью, не замечал, что пули, летевшие из бойниц, жужжат вокруг него.
Он размышлял. Против вандейских карабинов у него есть пушки. А перевес всегда останется за картечью. У кого орудия, у того победа. Батарея в руках умелых пушкарей обеспечивала превосходство.
Вдруг словно молния вырвалась из темной громады рынка, затем прорычал гром, и ядро пробило фасад дома над головой Говэна.
Пушка с баррикады ответила на пушечный выстрел.
Как же так? Значит, что-то произошло. Артиллерия теперь была у обеих сторон.
Вслед за первым ядром вылетело второе и разворотило стену рядом с Говэном. При третьем выстреле с него сбило шляпу.
Все ядра были крупного калибра. Стреляли из шестнадцатифунтового орудия.
— В вас целятся, командир! — закричали пушкари.
И они потушили факел. Говэн неторопливо нагнулся и поднял с земли шляпу. Пушкари не ошиблись — в Говэна кто-то целился, в него целился Лантенак.
Маркиз только что подъехал к рынку с противоположной стороны.
Иманус бросился к нему:
— Ваша светлость, на нас напали.
— Кто?
— Не знаю.
— Дорога на Динан свободна?
— По-моему, свободна.
— Пора начинать отступление.
— Уже началось. Многие бежали.
— Я сказал — отступление, а не бегство. Почему у вас бездействует артиллерия?
— Мы тут сначала голову потеряли, да и офицеров не было.
— Я сам пойду на батарею.
— Ваша светлость, я отправил на Фужер все, что можно: ненужный груз, женщин, все лишнее. А как прикажете поступить с тремя пленными детишками?
— С теми?
— Да.
— Они наши заложники. Отправьте их в Тург.
Отдав распоряжения, маркиз зашагал к баррикаде. С появлением командира все преобразилось.
— Это он! — воскликнул маркиз.
И, не торопясь, он взял банник, сам забил снаряд, навел пушку и выстрелил.
Трижды целился он в Говэна и все три раза промахнулся. Последним выстрелом ему удалось лишь сбить с Говена шляпу.
— Промазал, — буркнул он. — Возьми я чуть ниже, ему снесло бы голову.
Вдруг факел на вражеской батарее потух, и маркиз уже не мог ничего разглядеть в сгустившемся мраке.
— Ну погоди! — проворчал он.
И, обернувшись к своим пушкарям-крестьянам, он скомандовал:
— Картечь!
Говэн, в свою очередь, тоже был озабочен. Положение осложнилось. Бой вступил в новую фазу. Теперь баррикада бьет из орудий. Кто знает, не перейдет ли враг от обороны к наступлению? Против него, за вычетом убитых и бежавших с поля битвы, было не меньше пяти тысяч, а в его распоряжении осталось всего тысяча двести солдат. Что станется с республиканцами, если враг заметит, как ничтожно их число? Тогда роли могут перемениться. Из атакующего республиканский отряд превратится в атакуемого. Если вандейцы предпримут вылазку, тогда всему конец.
Что же делать? Нечего и думать штурмовать баррикаду в лоб; идти на приступ было химерой — тысяча двести человек не могут выбить из укрепления пять тысяч. Штурм — бессмыслица, промедление — гибель. Надо было что-то срочно предпринять. Но что?
Говэн был уроженцем Бретани и не раз заглядывал в Доль. Он знал, что к старому рынку, где засели вандейцы, примыкает целый лабиринт узеньких кривых улочек.
Он обернулся к своему помощнику, доблестному капитану Гешану, который впоследствии прославился тем, что очистил от мятежников Консизский лес, где родился Жан Шуан, преградил вандейцам дорогу к Шэнскому озеру и тем самым спас от падения Бурнеф.
— Гешан, передаю вам командование боем, — сказал он. — Ведите все время огонь. Разбейте баррикаду пушечными выстрелами, отвлеките всю эту банду.
— Хорошо, — ответил Гешан.
— Весь отряд собрать, ружья зарядить, подготовиться к атаке.
И, пригнувшись к уху Гешана, он шепнул ему несколько слов.
— Будет сделано, — ответил Гешан.
— Все наши барабанщики живы?
— Все.
— У нас их девять человек. Оставьте себе двоих, а семеро пойдут со мной.
Семеро барабанщиков молча подошли и выстроились перед Говэном.
Тогда Говэн прокричал громовым голосом:
— Батальон «Красный колпак», ко мне!
Одиннадцать человек под началом сержанта выступили из рядов.
— Я вызывал весь батальон, — сказал Говэн.
— Батальон в полном составе, — ответил сержант.
— Как? Вас всего двенадцать человек?
— Осталось двенадцать.
— Ладно, — сказал Говэн.
Сержант, выступивший вперед, был суровый и добрый воин Радуб, тот самый Радуб, который от имени батальона усыновил троих ребятишек, найденных в Содрейском лесу.